И снова – в путь. До расположения они добрались лишь к обеду. Ротный убежал докладываться о прибытии, а взводы, замученные тяжелым переходом, снова улеглись на мокрую, истоптанную сотнями сапог траву.
Лес шумел. Шумел не ветром, не листвой. Он шумел гомоном сотен, а может быть, тысяч голосов, ревом моторов, лязганием гусениц, ржанием лошадей. Дым полевых кухонь огромным полотенцем накрывал лес. Вкусно пахло – соляркой, осиной и кашами. Кондрашов слюну сглатывал что было мочи. Слава богу, ожидание продлилось недолго. Старший лейтенант Смехов вернулся, и первым его приказом было:
– Покормить людей!
Взводы разбрелись по указанным местам и вскоре с удовольствием скребли ложками по котелкам.
– Уткин, а Уткин! – сказал Пономарев, вытирая стенки котелка куском свежего, недавно испеченного хлеба. – Это чего у тебя на ложке выцарапано?
– Имя, фамилия. Адрес еще. А что? – степенно сказал рядовой, тщательно прожевывая гречневую кашу.
– А это ты зачем сделал?
– Мало ли… – Уткин откусил хлеб, пожевал, подумал, добавил: – Мало ли… Потеряю еще. А тут и адрес домашний. Поди, пришлет кто домой?
– Делать нечего полевой почте, как твою ложку домой слать! – гоготнули бойцы.
– Эх… Сейчас бы грамм сто… – вздохнул Пономарев, укладываясь на землю.
– Грамм сто, товарищ сержант, получают бойцы частей, участвующих в боевых действиях, – сказал лейтенант.
– А мы? Можно подумать, мы не действуем? – лениво ответил сержант, подставляя лицо под дождь.
– Еще не действуем. Мы, похоже, в резерве…
– Почта! Почта, мужики!
– Откуда почта? – удивился Кондрашов. Своего полевого номера они еще не знали.
Загадка открылась быстро. Оказывается, Рысенков получил письма на старый номер еще до отправки эшелона и раздавать письма не стал, дожидаясь прибытия на место. Теперь почтальоны бегали и раздавали треугольники и конверты бойцам.
– Степанчиков Иван! Здесь?
– Я!
– Корнеев! В каком взводу Корнеев?
– Здесь я!
– Туи… Туи… Туипбергенов!
– Тута я, таварища пачтальона!
– Васильев!
– Я! – гаркнул над ухом Кондрашова бас ленинградца.
Самому лейтенанту письма не досталось. Ну, ничего… Будут еще. Хотя маленькая обидочка все же царапнула по сердцу. Кондрашов тут же подавил ее. Ну, в самом деле, война же идет! Ну не успело письмо от мамы дойти. Почта же с перебоями работает. Дойдет еще. И от Верочки дойдет. Обязательно дойдет. Только вот… Надо первому ей написать. Он же тогда так и не смог ей сказать САМОЕ ГЛАВНОЕ. Вот она и не пишет. Впрочем, а чего ждать-то? Может быть, прямо сейчас написать?
