— Если вы будете плохо отзываться о моих плантациях, то вряд ли заставите меня любить вас, месье!
— Ах, дорогая, если бы ты хотя бы разок увидела мои владения с их виноградниками, садами, величественными холмами, то никогда не захотела бы возвращаться сюда. Послушай, если ты поедешь со мной в Париж, чтобы вместе со мной добиться возвращения поместий, то я откажусь от своих супружеских прав на твою собственность.
— Само собой, — горячо отозвалась она. — Но такое соглашение не узаконит ни один французский суд!
— Черт подери! Разве ты не веришь мне на слово?
— Я не доверяюсь ни одному человеку, если речь пойдет о "Колдовстве".
— Нет, ты настоящий демон в женском обличье! — воскликнул он, выскочив из кровати в чем мать родила. Она, взвизгнув, схватила с кровати отцовский халат, чтобы швырнуть в него, но, прежде чем она замахнулась, он заключил ее в свои объятия, крепко прижав ее нежное тело к своему.
— Что, это твое последнее слово? — спросил он.
Жизненная энергия, казалось, играла у него на лице.
— Да, — тяжело дыша, ответила она.
Он прильнул к ней таким долгим поцелуем, что она была вынуждена применить силу и оторваться от его губ, чтобы глотнуть воздуха.
— Точно? — бросил он ей вызов.
— Точно так! — с вызовом ответила она.
Они весело смеялись, но постепенно приступы смеха перешли в приступы страсти, и теперь уже даже присутствие близости слуг, выполняющих свои повседневные обязанности, не могло предотвратить их возвращение в постель.
После завтрака они сидели на галерее, а интимную обстановку вокруг них дополнял шелест проливного дождя. Филипп рассказывал ей о своей учебе в английской школе, делился пестрыми детскими воспоминаниями о Франции, а на конюшне рабы Анжелы чистили и ремонтировали карету вольноотпущенника, приводили в порядок его лошадей.
Когда подошло время сиесты, они пошли наверх, в комнату Анжелы. Закрыв окна и ставни, они разделись. Она живо очутилась в его крепких объятиях.
— Ну, куда же делась твоя тревога по поводу сохранения внешних приличий? — спросил он, лаская ее пальцем под подбородком. — Ты что, забыла о слугах?
— Неужели ты считаешь, что Минетт не рассказала о том, что она видела сегодня утром? Теперь об этом известно всем в доме. — Филипп рассмеялся.
Об этом уже знала Мими, если только Минетт ей не солгала. Анжела, конечно, не подаст и виду, что ее беспокоит мнение Мими, хотя оно на самом деле имело для нее большое значение. Но стоило Филиппу поцеловать ее, как образ Мими тут же растворился словно в тумане. Она была опьянена страстью, все ее чувства теперь сосредоточились лишь на его теле, на его прикосновениях, на звучании его голоса.
