Магда стала понемногу прислушиваться к словам мужа, полуобернув к нему мокрое от слёз лицо.
— Но ведь он узнает, что это я! Ведь это я сказала! А он был всегда так добр ко мне и внимателен. Какой позор для меня! Это я, я виновата!
— Полно! Почему именно ты? Рассказать мог любой другой человек, например… например, хоть тот же молодой столяр, который ходил с Танчичем на рыбную ловлю. Танчич водил компанию с рабочими, так что любой из них мог его заподозрить. Мы так и скажем, если нас спросят, что сообщил молодой столяр. — Вейль уговаривал жену, как ребёнка.
— Но ведь это же непорядочно!..
— Дитя, ты забываешь, что ни ты, ни я — мы здесь ни при чём. Какая там порядочность!.. Я человек подневольный — что начальство мне прикажет, то я и делаю…
— А молодой столяр? — с укором спросила Магда, подняв на мужа заплаканные глаза. — Ему не будет ничего худого?
— Господь с тобой, отчего ему может быть худо? И о нём позабочусь, пошлю учиться в Загребскую школу. Да и вообще, кто вспомнит о бедняке крестьянине в этом важном государственном деле? И он сам никогда не узнает, что с его именем связан арест писателя Танчича-Бобора.
Глава четырнадцатая
Богаче всех в Венгрии
В Пеште, в великолепном парке, раскинувшемся у подножия Будайских гор, возвышался старинный дворец Пала Фении, выстроенный его предками.
Здесь, под открытым небом, на деньги влиятельных крупных земельных магнатов было устроено шумное предвыборное собрание. На обширной, площадке за дворцовой решёткой была воздвигнута трибуна, обтянутая тяжёлым бархатом. В парк допускали только избранную, публику, по пригласительным билетам.
В некотором отдалении, там, где стояли экипажи, собралась большая толпа. Это были студенты, ремесленники, служащие контор, банков, магазинов, мелкие торговцы, которым было небезразлично, кого Пешт пошлёт в Государственное собрание. Большинство их принадлежали к почитателям Лайоша Кошута, давно мечтавшим услышать его голос с трибуны парламента.
Много пришло сюда и праздного люда, привлечённого нарядной пестротой зрелища, фанфарами и барабанами, оглашавшими набережную звуками торжественных маршей.
Цепь пехотинцев и кавалеристов ограждала парк, где происходило торжество, от непрошеных гостей, оттеснив их на достаточное расстояние, чтобы они не помешали прославлению графа Фении и его сиятельных предков. А там, за решёткой, ораторы сменяли один другого, изощряясь в славословии. Один из них, одетый в средневековый костюм, спел серенаду, восхвалявшую доблести древнего графского рода. Другой, в модном костюме европейского покроя, скромно напомнил собравшимся о традициях дома Фении. В силу одной из них глава этой знаменитой фамилии должен делать всё возможное, чтобы приумножать сокровища, хранящиеся в легендарной кладовой графа. Только в одном случае лицам, принадлежащим к славной семье Фении, разрешается тратить заветные сокровища: если кто-либо из графов: попадёт в плен к туркам, останется у них в рабстве и за него потребуют денежный выкуп.
