Разгневанная земля | страница 52
— Всё это ты мелешь со страху, за себя боишься! — с раздражением, но без прежней твёрдости сказал Франц.
— Никак нет, барин. Я не перечил вам давеча, как приказывали перенести Иштвана и подстелить ему хозяйскую попону… За это мне поболе претерпеть придётся. А сейчас вы, барин, не сомневайтесь: у Иштвана дружок есть, он его в беде не оставит.
Заметив, что Франц колеблется, Ферко добавил, ещё больше понизив голос:
— Человек этот уже приходил сюда. Вы не сомневайтесь, барин.
Франц больше не настаивал и ушёл из конюшни.
Единственный сын был предметом неустанных забот и огорчений Германа Калиша. Казалось, его нельзя было назвать неудачником: недурён собой, способностей хоть отбавляй и здоровьем не слаб. Калишу нравилось и то, что сын усердно занимается изучением природы, особенно интересуясь жизнью растений. Но в последнее время отец стал замечать, что в Венском университете, где учился Франц, юноша набрался вольных идей, отказывается от светских удовольствий и знакомств. Это вызывало частые споры между отцом и сыном. Уступчивый с виду и мягкий по характеру, Франц проявлял необычайную стойкость в своих убеждениях.
Находясь большую часть года в Вене, Франц проводил каникулы в «Журавлиных полях». Здесь он вёл уединённую жизнь среди природы. Сдружившись с графским садовником, он подолгу бродил с ним по полям и лесам.
Днём Франц был всегда занят: он собирал цветы и травы, отыскивал их названия в определителе, после чего аккуратно подклеивал растения в гербарий, вписывая туда их латинские имена. Вечера, а иной раз и ночи Франц посвящал дневнику. Сюда заносил он не только наблюдения из жизни растений. Все приходившие в голову мысли — а большей частью они зарождались при виде человеческих страданий — Франц поверял страницам своего дневника.
Оставшись вечером один, он подпирал голову рукой и тщательно обдумывал каждую фразу, перед тем как её написать. Любил он и перелистывать дневник, находить в нём прежние мысли, которые казались ему особенно важными.
Взбудораженный видом израненного Мартоша и беседой с конюхом, Франц направился, к себе в комнату, чтобы разобраться в путанице своих чувств. Разве не ложится и на него ответственность за преступления, которые творит его отец и даже сам граф? Разве он не пользуется благами, которые приобретает отец, обрекая крестьян на каторжные работы и полуголодное существование? Франц вытащил из ящика стола тетрадь и раскрыл её наугад.
«… О, как я скорблю о человечестве! — читал он. — Как часто спрашиваю себя: приблизит ли меня изучение ботаники к открытию истины? Узнаю ли я наконец, как надо исцелять болезни, которыми страдает человечество?