Чхенкели пристально посмотрел на Забродина. Своими возражениями он не хотел обидеть коллегу. Забродин внимательно слушал его.
— Посудите сами, — продолжал Чхенкели. — Во-первых, Эрушетов сильный и ловкий. Он может убить и двоих. Во-вторых, — он вытащил два толстых цветных карандаша из стаканчика и положил их рядом на столе, — Эрушетов может уговорить этих парней остаться с ним в горах, и, таким образом, все, что мы сделали до сих пор, окажется напрасным. А самое главное, — он взял в руку третий карандаш, как бы подчеркивая значимость своих слов, — если они доставят к нам Эрушетова связанным, то что будет с ним? Распространится ли на него амнистия, в которой сказано, что участники группы должны спуститься с гор и добровольно сложить оружие. Вероятно, этот вопрос будет решать суд? А если судить главаря, то какое влияние это окажет на других участников группы? — Чхенкели разволновался.
Он израсходовал все аргументы и теперь смотрел на Забродина, пытаясь отгадать, что тот ответит.
Забродин понял, что Чхенкели прав. Обсуждая этот вопрос в Москве, они, по-видимому, не учли всех обстоятельств, всей специфики. В данном случае целесообразно было отказаться от плана, намеченного в Москве. Но Забродин не мог решить это сам и пока молчал. Что-то вспомнив, Чхенкели продолжал:
— Нужно учесть еще одну особенность: если такого человека доставить связанным, то даже при самом лучшем исходе не удержать нам его потом в селении. Останется обида. Уйдет он снова в горы и будет мстить людям.
— Вы, вероятно, правы, — сказал Забродин. — Я много думал об Эрушетове. И у меня сложилось впечатление, что мы не все о нем знаем. Может быть, на его совести еще какое-то серьезное преступление? Убийство? И он опасается, что это обнаружится и его будут судить?!
— Нет, дорогой, нет! В том-то и дело, что мы тщательно проверили. Не совершал он других преступлений. Так говорят и все участники группы. Больше того: он приказал не стрелять в солдат, которые посылались на разгром банды... А тот случай с учителем, ранение в порыве ревности, так он был учтен при решении вопроса об амнистии. И Эрушетов должен об этом знать от Махмуда... Не-ет, здесь что-то другое!
— Но где же выход? Что еще можно сделать в этой ситуации?
— Выход найдем, дорогой Владимир Дмитриевич, — обрадованно воскликнул Чхенкели. Он понял, что Забродин соглашается с ним. — Вот послушайте одну притчу, и вы, может быть, поймете меня лучше? Хотите? Я вам расскажу. Но... сначала выпьем чаю.
