Бабкин замахал ему рукой:
— Эй, давай сюда!
Незнакомец, неумело и размашисто ковыряя доской воду, подгонял посудину к высокому берегу. Здесь стиснутая крутояром река не успела дотянуться до поля и сердито неслась по стремнине, словно дикая кобылица, оставляя на ивняке клочья белой гривы.
Бабкин, скользя, побежал к кустам, возле которых лихо закручивались щепки и пена.
— Ничего! — показал веселые зубы незнакомец. — Я сам!
Он еще пуще налег на доску и поджал ненадежный плот к берегу. Бабкин все еще стоял, протягивая навстречу руку.
— С приездом! — сказал сам себе человек, пробиваясь сквозь кусты.
Плотик у него застрял, накренился, и кудлатый парень съехал с него по колено в воду.
— Ух ты! А я галоши не надел! — закричал он, хватая наконец руку Бабкина.
Зачавкало. Бабкин выволок незнакомца на сухое.
Парень тяжело дышал. Телогрейка и рубаха на нем были распахнуты до пояса, обнажилась широкая грудь. У незнакомца были разбойные рыжие глаза, лихо клубился над распаренным лбом завидный чуб, нахального огневого цвета. Где-то уже встречал Бабкин этого человека, но где? Другой бы спросил, а Бабкин не любопытен. Он только сердито осмотрел парня с ног до головы:
— Мокрый небось? Иди в кабину!
— Ага! — отозвался незнакомец, залезая в трактор.
— Мне на ферму надо, — сказал Бабкин, забираясь следом.
Незнакомец беспечно откликнулся:
— А мне все равно куда!
Он поерзал, усаживаясь поудобней, и вдруг схватился за рычаги:
— Слушай, дай я врежу! Я ведь сам механик, все могу!
Бабкин отодвинул руку механика, спихнул с педали чужой сапог и двинул милый трактор бережно, как вазу по столу.
Механик снова заерзал, наклонился к Бабкину:
— Еле успел! Перед самым закрытием! А купил что хотел!
Бабкин молчал. Механик, привалясь к спинке, недовольно поглядывал на него. Он еще не успокоился, ему нужно разговорами облегчить душу, остыть.
— Хорошая у тебя машина, — снова наклонился он к Бабкину.
Но тому не до пустопорожних разговоров. Он весь устремился вперед, с напряжением глядит в темную воду, выискивая путь на ощупь, гусеницами. Вот гусеницы попали в наезженную колею, сразу стало легче рукам. Бабкин повеселел. «Хорошая ты моя лошадка, добрая», — ласково подумал он.
Механик закопошился в кармане, и по кабине сквозь душок солярки прошел вдруг незнакомый Бабкину веселый светлый запах.
— Во! — показал механик красную коробку. — Духи! Ее любимые. Еле успел захватить. Перед самым закрытием.
Трактор тряхнуло, Бабкин стиснул рычаги. Губы его сжались в круглый комочек, глаза сузились.
