— Что ты все Евгений Петрович, Евгений Петрович... Зови меня просто Женей.
Не получилось. Мешала привычка.
Оказалось, моя кандидатура была обсуждена «заинтересованными лицами» со всех сторон еще до того, как Бурьян дал телеграмму, и разговор с Василенком был короткий. Он спросил, согласен ли я пойти на эту должность. Я сказал, что согласен.
— Тогда садись и пиши заявление!
— Но сначала надо уволиться из «Колхозной правды», — возразил я.
— Хорошо, улаживай дела с Фесько и сразу сюда, — согласился Василенок.
Но вот тут-то и произошла заминка. Фесько, что называется, ни в какую. Видя мое упрямство, он прибег к испытанной тактике: «Хочешь, я сделаю тебя заместителем редактора газеты?» Нет, эта должность меня не прельщала. Да я уже и настроился на другую волну.
Вопрос окончательно решился в соответствующей инстанции. Фесько пришлось отступить. Вот тогда-то я сел и написал сразу два заявления: одно — об увольнении, другое — с просьбой принять меня на должность ответственного секретаря альманаха «Советская Отчизна». Уволен я был с 1 сентября 1959 года, а зачислен — с 25 августа того же года. Целых пять дней я сидел на двух стульях. Впрочем, в газете я в эти дни если и появлялся, то на час-два, не больше. Все мои интересы и все мое внимание были теперь сосредоточены на альманахе. Тем более, подписав приказ о назначении меня ответственным секретарем, Василенок тотчас же ушел в отпуск. А надо было готовить и сдавать в набор очередной номер. А запаса никакого — все со стола и в типографию...
III
Было бы грешно возводить напраслину на альманах. Он заслуживает доброго слова хотя бы потому, что стал колыбелью, в общем-то, немалого ряда талантливых поэтов, прозаиков и переводчиков. Я и сам начинал в этом альманахе, когда его редактором был Иван Шамякин.
И все же справедливости ради надо сказать, что делался альманах как-то спустя рукава, редактировался небрежно, а то и совсем не редактировался.
Раз Борис Бурьян заглянул ко мне на квартиру — я жил тогда в Коммунальном переулке — и оставил очередной номер альманаха: «Почитай и скажи свое мнение...» Я начал читать так, потом взял красный карандаш и стал отмечать безграмотные фразы, неудачные обороты, не те слова и т. д. Когда я дошел до последней страницы, а потом вернулся назад, то увидел, что альманах почти сплошь испещрен пометками.
— Посмотри, — сказал я на другой день Борису Бурьяну.
Он зашел ко мне снова. Бурьян полистал альманах, смутился и, уходя, забрал его с собой. Став ответственным секретарем, я спросил, где сейчас тот экземпляр, интересно было бы взглянуть на него. Бурьян засмеялся: «Ишь чего захотел!» И этот номер (кажется, с повестью Георгия Капуры) по небрежности, с какой он был сделан, не являлся исключением. Складывалось впечатление, что редактированием материалов вообще никто не занимался. Если автор грамотный, значит, и рассказ, повесть шли грамотные. И наоборот.
