Алёна решила спеть «Не брани меня, родная». Но не оказалось нот, и, пока аккомпаниаторша подбирала удобную Алёне тональность, Алёна не только не разволновалась, наоборот, почувствовала, что дыхание успокоилось. Ей показалось, что спела она хорошо, даже немного похоже на Обухову. Сольного танца у неё не было, и она попросила Петра Эдуардовича дать задание. Он глянул ей в глаза и сказал:
— Расставьте по кругу с одинаковыми интервалами восемь стульев. Поточней и поскорей.
Аккомпаниатор начала медленный вальс, Алёна оглядела пространство, прикидывая, как выстроить в нем круг, сосчитала свободные стулья — их было семь — «придется у кого-нибудь попросить восьмой», и двинулась за стульями. Вальс сменился маршем, Алёна схватила два стула и почти бегом отнесла их на место, поставив один против другого, наметив таким образом как бы диаметр круга. Следующие два она поставила так же, один против другого, разделив теперь круг на четыре равные части. Дальше было уже проще расставить в промежутках остальные. Пианистка заиграла что-то очень красивое, и под эту мелодию, то быструю и беспокойную, то мягко затихавшую, Алёне стало особенно приятно двигаться. Она видела, что экзаменаторы переговаривались, это не мешало ей. Она решила, что восьмой стул попросит у Агнии, сидевшей с краю. И, ставя пятый, Алёна взглядом показала ей, чтобы та встала. А когда она поставила седьмой стул, Агния уже поднялась, выдвинув ей навстречу свой. Чувствуя, что всё у неё идет хорошо, Алёна легко подбежала к Агнии и, повернувшись, направилась со стулом к последнему свободному месту. Но, дойдя до середины круга, остановилась: на свободном месте был уже поставлен стул, а Петр Эдуардович, скрестив руки на груди, стоял перед столом комиссии и выжидательно смотрел на Алёну небесно-голубыми колючими глазами. Что он хочет от неё? Зачем поставил стул? Что должна она теперь сделать? Смутно почувствовала, что нельзя оставаться вот так растерянной, что все ждут какого-то решения, да и музыка не позволяла бездействовать. Алёна сделала шаг, поставила свой стул в самом центре круга и решительно села на него. Она не успела взглянуть на Петра Эдуардовича, так быстро он отвернулся к столу комиссии. Пианистка перестала играть, и в неожиданно наступившей тишине все услышали: «Шесть, по-моему!», сказано отрывисто металлическим тенором. Что это значит, Алёна не сразу поняла, но почувствовала, что понравилась, это отразилось в сияющих глазах Галины Ивановны.
