Но он все сидел и сидел, разбираясь в мелкоте часового механизма. Уже стало голубеть за окнами, и неприятной, чахлой желтизной наполнился свет электрической лампочки, прикрытой газетным колпаком, на котором проступило паленое пятно. Володя в сотый раз перебрал колесики, попробовал все шурупы, опять поставил шестерню на место, прислушался. Хронометр слабо тикнул и снова замолк. И Володя уронил голову на стол.
Должно быть, он заснул, потому что ему показалось, будто кто-то качает возле самой его головы тяжелый маятник и он звонко щелкает над ухом при каждом взмахе — влево, вправо, чок-чик, чок-чик… Володя встрепенулся, поднял голову, испуганно огляделся, плохо соображая, почему он сидит один за столом, а перед ним…
А перед ним громко и четко стучал хронометр: тик-так, тик-так, тик-так!..
Володя, еще не веря, боясь неосторожным движением испугать ожившие часы, долго вслушивался в этот сладостный стук. Потом он с величайшей осторожностью закрыл двойную крышку часов, сбегал на кухню, посмотрел на ходики, перевел дрожащей рукой стрелки хронометра на нужный час, поставил хронометр перед собой в, подперев обеими ладонями падавшую от усталости голову, долго еще сидел так, смотря на циферблат, по которому медленно совершали свое дремотное и неусыпное движение стрелки, и наслаждаясь тихоньким благовестом часового механизма.
Потом он, еле передвигая онемевшие, затекшие ноги, в которых крапивные, игольчатые мурашки устроили страшную кутерьму, побрел к своей кровати, подтащил стул к изголовью, положил на него часы и, прислушиваясь к тому, как буковое дерево стула отзывается на тикание хронометра, стал тихонько раздеваться. Он снял один ботинок, решил на секунду передохнуть, перед тем как снять второй, да и заснул одетый, с одной ногой, свесившейся с кровати. Таким и увидел его рано утром отец, когда встал, собираясь в порт.
— Ты что это так рано одеваться вздумал? — спросил он, решив, должно быть, что Володя начал уже вставать и заснул на полдороге.
И тогда Володе захотелось схитрить.
— Да вот хочу пораньше к часовому мастеру… чтобы ты не сердился, — сказал он, лукаво поглядывая запухшими от сна глазами на отца.
— Значит, своего не доказал, не справился?
— Нет уж, не вышло…
Никифор Семенович поглядел на забытую, горевшую на столе лампу, на заспанную, бледную, но бесконечно счастливую физиономию сына и только тут прислушался…
Четко, победно стучал на стуле исправленный хронометр.
