Его менее известный соотечественник, переводчик русских поэтов Иоганнес фон Гюнтер (1886 – 1973) с теплотой писал о «бесконечно уютных» керосиновых лампах, о дровах вместо парового отопления, о многих «очаровательных неудобствах» в мире без автомобилей, телефонов и туалетной бумаги, в котором зато было куда меньше инфарктов и неврозов, а доктор умел поставить диагноз без всяких просвечиваний и анализов, по одному только запаху изо рта.
Сомерсет Моэм (1874 – 1965) в день 80-летия нашел нужным и интересным для других вспомнить, насколько иным был мир во времена его молодости: ни самолетов, ни машин, ни кино, ни радио, ни телефонов, жесткие классовые барьеры, дешевизна и бедность.
В самом деле: XIX век не мог похвалиться техническими затеями современной цивилизации, зато выигрывал в простодушии и чистоте нравов; преступлений совершалось меньше, не говоря уж об их изощренности; о чудовищных телесных и нравственных отклонениях если и ведали, то стыдились говорить; однако, утверждал О. Шпенглер, люди XIX века уже почти поголовно сформировались социалистами: забыв о грехе как первопричине человеческих горестей, они верили, что если изменить общественный строй на началах справедливости, все станут счастливы. Так, образовываясь и развиваясь, приобретая новые игрушки, человек, увы, теряет более ценные качества и заражается новыми пороками.
В каком-то смысле нас спасает от сознания своей вопиющей неполноценности единственно то, что о предыдущих эпохах мы судим в меру своего убожества: объясняя прошлое в терминах современности, стираем дистанцию и приписываем истории нынешние мотивы и цели. И.- В. Гёте, перечисляя грандиозные мировые события, во время которых ему, он считал, повезло жить – Семилетняя война, отпадение Америки от Англии, Французская революция и наполеоновская эпопея – выказывал справедливое опасение: родившимся позднее придется усваивать эти события по книгам, им не понятным, и они, возможно, сделают ложные выводы.
Дворяне знали свою родословную до Рюрика; советским поколениям после революционной мясорубки ничего не известно о предках дальше прадеда: при советах считалось предосудительным и опасным иметь иное происхождение кроме пролетарского; впрочем, кто-то выводит подобное равнодушие из низкой породы: плебею нечего хранить и нечем кичиться, фамильную гордость пусть пестуют аристократы. Теперь пошла мода искать «корни»: не то чтоб надеялись обнаружить голубую кровь, но, может быть, из интересов самоуважения, обретаемого за счет славных прародителей.
