— Дочь моя больна… поэтому…
Он совершенно не знал, как поступить с букетом помещика. Он прошел несколько шагов по дорожке, почесал переносье… Рыжий шел за ним.
— Гм… помещик… Что же, он здесь на постоянном жительстве?
— Да… Они… вот там ихняя дача… за косогорьем, отсюда незаметно… на берегу.
— Ага!.. Се-мей-ный? (Еще несколько шагов вперед.)
— Никак нет… Человек холостой.
— Так… служит где-нибудь? Не чиновник?
— Нет, так, по домашности… по хозяйству.
— Вот что, любезный… (Это уж, подходя к калитке.) Дочь моя больна, поэтому… — Он вынул кошелек, долго в нем рылся, нашел, наконец, двугривенный. — Вот!.. Что же касается букета и прочее… скажи, братец, что-о… передал! Только не самой барышне лично, так как больна… Понимаешь? Больна!.. Можешь даже тут его где-нибудь положить… Вот так… С богом теперь!
Ни из окон дома, ни с балкона не видно было, как беседовал полковник с рыжим садовником; когда же он вернулся, Наталья Львовна спросила с явным любопытством:
— Ну, от кого?
— Какой-то, видишь ли, Гречулевич, — по-ме-щик!
— Ну да, — я так и знала! Это из трех из этих… с хлыстом, в ботфортах… А какие цветы?
— Ну уж, не посмотрел… Хотя, если тебе угодно… Букет, конечно, тут брошен — пошли Ивана.
Иван принес букет, оказались тоже огромные хризантемы, только розовые.
— Какая прелесть! — восхитилась Наталья Львовна и поставила их в вазу на стол.
— Сейчас еще принесут, — вот увидите! Это они сговорились! — уверяла она Ундину Карловну.
Но суровый Макар Макухин не догадался прислать букета.
Глава восьмая
«Догоню, ворочу свою молодость!»
В начале декабря на Перевале часто слышны были короткие револьверные выстрелы: это Алексей Иваныч занимался стрельбою в цель. Он ставил вершковую доску-обрезок в два с половиной аршина то на двадцать пять шагов, то на тридцать и выпаливал в него пачки патронов. Обрезок он расчертил и разметил, завел было сложную ведомость, куда заносил тщательно каждую пулю: такая-то в голову, такая-то в грудь, в бедро, в живот, в ногу, — но ведомость эту скоро бросил. Собаки сначала встревоженно лаяли, потом привыкли (только прибегал на время стрельбы чей-то гончак с нижних дач, должно быть Гречулевича, и все скакал около). Потом увлекся этим старый полковник: он тоже укрепил рядом подобный же обрезок, становился перед ним по всем правилам стрелкового устава и палил.
— Человек должен всегда уметь защищать себя от оскорбления, — не так ли? — говорил Алексей Иваныч.
— Дорогой мой, это — сущая правда, — соглашался Добычин.
