«Пустозвон ты, вот и не даётся власть в твои руки: нынче одно твердишь, завтра — другое».
— Ты только подумай, братец, — продолжал возмущаться дворецкий, — Бельский в единомыслии с митрополитом Иоасафом ныне вызволил из темницы двоюродного брата великого князя, вернул ему отцовский удел. Как близкий родственник государя я рассчитывал на то, что владения Андрея Старицкого перейдут к нам, Кубенским, я даже не сомневался в этом. И вдруг — такой удар! Ну погоди, Иван Бельский, я и тебе сверну шею!
— Что же ты намерен делать, брат?
— Я побью в думе Ивана Бельского так же, как поколотил Ивана Шуйского.
— Для драки ума не надобно, а ты вот что лучше сделай: вели позвать сюда воеводу Дмитрия Палецкого да казначея Ивана Третьяка. Многие бояре ныне недовольны Бельским, но не со всеми нам по пути.
Первым явился толстый и приземистый Иван Иванович Третьяк, долго отбивал поклоны перед иконами, посверкивая огромной блестящей лысиной. Он доводился двоюродным братом Вассиану Патрикееву и по своим мыслям был близок к нестяжателям. Будучи человеком просвещённым, Иван Иванович состоял в переписке с Иосифом Волоцким, которому когда-то советовал просить прощения у новгородского архиепископа Серапиона, сведённого с епархии и заточённого в Андроников монастырь великим князем Василием Ивановичем за речи против иосифлян. Иосиф Волоцкий не соглашался с Третьяком и в ответных посланиях доказывал свою правоту.
Дмитрий Фёдорович Палецкий отличался особой статью, свойственной воинским людям. Совместная служба сдружила его с Михаилом Ивановичем Кубенским, поэтому при встрече они крепко обнялись.
— Зачем позвали, братья, в столь поздний час? — голос у него зычный, слышимый в бою издалека.
— Да ты присядь наперёд, потом кричи на все хоромы, — с лёгким укором, спрятанным в улыбку, произнёс Михаил.
Иван Кубенский, не обратив внимания на предостережение брата, заговорил громко, возмущённо:
— Видали, какие кренделя Иван Бельский откалывает? Не пора ли его вновь отправить на Белоозеро?
Палецкий весело рассмеялся:
— Что это ты, Иван, на Бельского взъярился? Уж не потому ли, что наследство Андрея Старицкого, о котором ты нам все уши прожужжал, из рук ускользнуло?
— Хотя бы и потому!
— Что ж ты теперь намерен делать?
— А я уж сказал о том: Ивана Бельского отправлю на Белоозеро.
— Неужто один сладишь?
— Я и один не побоюсь, помнишь, чай, как Ивана Шуйского я одолел?
— Иван Бельский, — вмешался в разговор казначей Иван Третьяк, — многим боярам стал неугоден. Государевой казной он как своей собственной распоряжается. Можно ли такое терпеть? Только мы, сидящие здесь, его не одолеем, нам без помощи Шуйских не обойтись.
