Дашка пошла к двери, не оглядываясь, не разговаривая ни с кем.
Чокеровщика после ее слов фартовые тут же отпустили. Тот, умывшись, плюнул на сходку. И завалился в постель, поклявшись отплатить фартовым за выбитые зубы.
В душе он благодарил Дашку, что спасла его от неминуемой расправы. Невольно признавался себе, что сам вряд ли бы так поступил. Дал бы потерзать, помучить. Сорвал бы кайф, а потом бы - вспомнил. Уж он бы за обиду свое со шкурой снял. А Дашка не воспользовалась случаем. Она, что, лучше его? Черта с два! - не поверил мужик...
Вся ненависть и злоба фартовых вылилась на сучкоруба. Он мало того что не мог вспомнить проигравшегося, обрыгал сверху донизу троих воров, вывернувших из него все спиртное.
Поняв, что большего на сегодня из него не выжать, иначе до греха недалеко, фартовые отступились от условника, и тот забился под стол, свернулся калачиком. И уснул в темноте и сырости. Бывало и хуже в жизни. Сегодня, слава Богу, ничего не сломали, не выбили. А значит, можно жить. Синяки и ушибы скоро заживут. Да утра лишь поноют. Завтра о них не вспомнит.
Вот только парашу надо выкинуть из барака. Хватит фартовым вонять, не в зоне им - помыкать работягами. Пусть до ветра, как все, ходят, - думал сучкоруб. И вдруг вспомнил: - Ну да, с кочегаром я в рамса играл! Тот, гад, два червонца задолжал еще».
И, высунувшись из-под стола, заорал от радости:
Эй, фартовые, с кочегаром я играл на интерес. Он продул мне!
— Чего орешь? Иль не видишь, что все спят. Озверел вовсе. Кричит, как усравшись! А ну сгинь, - долбанул его кто-то кулаком вслепую. Сучкоруб отлетел к столу. Ударился виском в угол. Затих.
Утром Дарья принялась белить камору. С вечера приготовила известь в ведрах. Погасила ее водой. А когда та остыла и превратилась в «сметану», внесла ведра в коридор до утра.
Теперь, засучив рукава и подол, заканчивала белить потолок. Не торопилась. Знала, к ночи все успеет. Да вдруг ей показалось, что на чердаке кто-то ходит. Баба затаила дыхание. Прислушалась. Так и есть. Чьи-то тяжелые шаги прошлись над самой головой. Задержались возле трубы. Баба с трудом удержалась, чтобы не крикнуть, не выдать себя.
«Кому понадобилось шарить там что-то? Хотя средь, бела дня черные дела не делаются», - решила Дарья и продолжала белить.
Печку, стены до блеска довела. Даже сама радовалась. Так понравилось ей ухоженное, словно помолодевшее жилье. Отмыв окно и полы, поставила на места стол и койку. Помыла табуретки, дверь и собралась сама влезть в корыто, как снова услышала шаги над головой. Тихие, осторожные. У Дарьи сердце заледенело от страха.
