К сходной позиции пришли и советские большевики, разочарованные провалом коммунистических восстаний в Венгрии, а потом — Болгарии и Германии. После неудачного гамбургского восстания 1923 года в центре внимания Кремля оказался “красный Китай” с центром в Гуанчжоу (Кантоне).
После победы КПК и НОАК в 1949 году КНР стал главным стратегическим союзником СССР, а советские СМИ активно распространяли тезис о “вечной советско-китайской дружбе”. Интересно отметить, что фактор союза с Китаем усиливал почвенные, патриотические элементы в советском руководстве, в партии и государственных структурах.
Сталин, строивший внешнюю политику с непременным учетом культурно-цивилизационных параметров, сумел достичь взаимопонимания с китайским лидером Мао Цзедуном в первую очередь благодаря тому, что не побоялся признать в ту пору разрушенный, лишенный современной промышленности и квалифицированных кадров Китай великой азиатской державой, и демонстративно осуждал тех, кто хотел бы представить Китай чем-то вроде советского сателлита (например, китайских коммунистов в Манчжурии).
Время существования великого советско-китайского альянса (1949-1959 гг.) было периодом укрепления антизападной, евразийской цивилизационной индентификации России. Именно в этот период были заложены основы советской военной мощи, позволившей одержать победу в нескольких витках гонки вооружений и добиться военного паритета с Соединенными Штатами.
Однако начинающийся процесс разложения и перерождения номенклатурно-бюрократического слоя в КПСС, приведший к форсированной “десталинизации” и выдвижению на первый план чисто материалистических, экономических аспектов социализма (обещание “построить коммунизм к 1980 году”), обусловил начало советско-китайского конфликта, благодаря последствиями которого и началась формироваться прозападная “пятая колонна” — не среди энтузиастов-диссидентов, но уже в самих партийных и государственных верхах.
В начале 70-х советский агитпроп, контролируемый прозападно настроенными партийными функционерами во главе с Сусловым, сознательно перенес акценты с США на КНР, начав конструирование нового “образа врага”. “Специалисты по Китаю” типа какого-нибудь Федора Бурлацкого, впоследствии много рассуждавшие об “ужасах тоталитаризма в годы правления режимов Сталина и Мао”, клеймили как отступление от основ марксизма идею “китайского социализма”, “социализма с национальной спецификой”. Получалось, что армия, ВПК и, с некоторыми оговорками, спецслужбы, действовали против одного противника, а идеологическое ведомство ЦК КПСС — против совсем другого.
