— Что с тобой? Ты побледнел. Дать валидольчику?
— Нет-нет. Это пройдет.
Мы сравнили мои старые работы с сегодняшними. Небо и земля. Один только портрет старика, написанный мною в школьные каникулы, представлял что-то живописное, и то не по краскам, не по цветовой гамме, а по нелепо задранной вверх голове. Старик будто задыхался. Он схватился за голову, оскалив зубы, точно невыносимая боль сковала его черты.
— Поразительный портрет, — сказал Попов. — С натуры?
— Это мой отец.
— Ты так ненавидел отца?
— Напротив. Я изобразил его невыносимую муку…
Неожиданно к нам подошли две девицы, которые несколько раньше определили во мне трансцендентные начала.
— Они в нем в чистом виде, — сказали обе разом.
— Вы знакомы? — спросил я.
— Владимир Петрович, профессор и руководитель Экспериментальной лаборатории транссинтеза.
— Это правда? — удивился я, поскольку раньше исследовательских данных у Володи не замечал. Как художник, он был неплохим рисовальщиком, владел композицией, но вот создавать что-то принципиально новое — такой дерзости за ним не водилось.
Владимир Петрович уловил мою мысль и точно в свое оправдание сказал:
— Я всего лишь ученик академика Гранова, влюбился в его методологию и стал последовательно проводить его идеи в жизнь, в частности в Европейском университете права.
— Это у юристов, что ли?
— Совершенно верно.
— Ты там работаешь?
— Да, заведую кафедрой психологии и педагогики и веду опытно-экспериментальную работу.
— Так ты вроде бы в МГУ работал?
— Я и там продолжаю работать на полставки.
— И какая же у тебя тема, если не секрет?
— Я не хотел бы делать из моей темы секрета, но и раскрывать все ее стороны не позволено, да и не под силу это мне.
— Ну в общих чертах хотя бы, — допытывался я, будучи окончательно заинтригованным.
— Наше учреждение именуется Центром прогнозирования социальных и духовных процессов. Основные цели: как выжить в этой стране, как избежать на-двигающихся катастроф, как преодолеть чисто русскую депрессию и как возглавить в лице России мировой духовно-творческий процесс.
— Ну как же решать эти задачи? — улыбнулся я. — Активно противостоять злу? Осуществить великую соловьевскую идею всеединства, преодолеть в самом себе все семь смертных грехов?
— Абсолютно верно, — загорелся вдруг Попов, таким возбужденным я никогда его не видел. — Но главное — здесь два возможных пути. Первый — самоукорение: Я — никто в этом мире, Я — греховен и нуждаюсь в покаянии; а второй — это реальное признание своего Богоподобия, своих Божественных или трансцендентных начал. Я не случайно здесь поставил разделительный союз "или". Трансцендентность есть предельное приближение к Богу, самое сильное и горячее желание осуществить Божественные начала в самом себе…
