Но тут вмешался белесый увалень Ровольт, который с явной заинтересованностью вдруг спросил, не буду ли я осенью в Мюнхене и где меня можно там найти.
Этого я еще не знал, но у д-ра Франца Блея всегда можно навести справки.
У д-ра Франца Блея?
Да, отвечал я с подчеркнутой небрежностью, д-р Франц Блей — мой друг.
Тут оживился и Киппенберг. Как? Д-р Франц Блей — ваш друг? Что же вы сразу-το не сказали? Ах, присядьте еще на минуту, пожалуйста. Ведь вы не торопитесь?
Все вдруг сразу переменилось. Нет, нам нужно непременно с вами что-то наметить. Итак, русские. Пушкин. Лермонтов. Все это крайне интересно. Может быть, и что- то свое. Стихи. Но еще лучше — прозу.
Это звучало заманчиво. Но оказалось пустым звуком. Чего на самом деле хотел Киппенберг, я так и не узнал и не приложил и усилий к тому, чтобы узнать. Это была моя третья лейпцигская ошибка. Ибо несмотря ни на что, мне было бы, вероятно, хорошо в таком издательстве, как «Инзель».
Лишь пять лет спустя я снова увидел д-ра Киппенберга — и при совершенно других обстоятельствах. К тому времени он давно уже забыл о нашей первой встрече в апреле 1907 года. А я понял, что мое первое впечатление было неверно. Я был тогда слишком скор и неточен в оценках, как все заносчивые люди. Д-р Киппенберг действительно был необыкновенно умным человеком и великим издателем, которому «Инзель» целиком обязан своим расцветом. Правда, литературным даром он не обладал, в чем я имел случай не раз убедиться; в чем меня не разубедил и его знаменитый свободный стих. Но он был настоящим библиофилом, истинным гурманом-ценителем красивой книги, и в немалой степени поспособствовал тому, что культура книги была поднята немецкими издательствами в первые десятилетия двадцатого века на небывалую высоту во всем мире.
На другой день после этого визита я поехал в Мюнхен. Впервые в спальном вагоне и со всем мыслимым комфортом, который, в общем-то, еще не соответствовал моему бюджету.
Райнхольд фон Вальтер снял для меня симпатичную двухкомнатную квартиру на Линденаллее в Золльне, где и сам обосновался за три месяца до того. Дела у молодой пары как-то не клеились. Может быть, потому, что Райнхольд
был слишком непростым человеком. Или потому, что они слишком много времени оставались наедине друг с другом.
Все изменилось с моим прибытием. Мы ездили вместе в Мюнхен, уходили надолго в лес. И все-таки прелестная блондинка явно скучала, слушая наши нескончаемые разговоры о литературе. Я, соблазненный «Балаганчиком» Блока, носился с идеей основать поэтический журнал «Коломбина» с Вальтером во главе. Кроме того, я рассчитывал на Франца Блея, Рудольфа Александра Шрёдера и некоторых моих русских: Блока, Белого, Иванова, Брюсова. Само производство такого сброшюрованного журнала объемом в 32 страницы и тиражом в одну тысячу экземпляров не должно было обойтись дороже сотни марок за номер. Так что риск был невелик.
