Небольшая перестановка дат переворачивает рассуждения и выводы Ги Бретона с ног на голову. Ибо всего через несколько месяцев после описанных событий в самом начале 1804 года Жюно сначала был отправлен из Парижа в небольшой городок Аррас, что следует рассматривать как явное понижение, а затем, вопреки ожиданиям, не был включен в число тех, кто получил маршальские жезлы.
Если это рассматривать, следуя бретоновской логике, как «щедрость» добившегося своего мужчины, то тогда Наполеон точно «приходил по утрам к госпоже Жюно не только для того, чтобы разбирать там почту». Мы же останемся при нашем мнении, изложенном выше.
* * *
Относительно самого Жюно также бытует мнение, что в 1796 году во время командировки в Париж для представления Директории захваченных Итальянской армией Бонапарта вражеских трофеев между ним и Жозефиной Бонапарт произошли события, которые можно трактовать как любовный роман.
В частности, Гертруда Кирхейзен намекает нам о повышенном внимании Жозефины к Жюно. Она пишет: «Уже по дороге из Парижа в Италию он был свидетелем ее флирта с Шарлем, да и сам он тоже привлекал тогда взоры генеральши».
Морис Монтегю еще более категоричен. Описывая сцену, в которой император Наполеон принимает решение о разрыве с императрицей Жозефиной, он рассказывает о том, что ожидающие решения Камбасерес, Талейран и Фуше пытаются достаточно настойчиво давить на Наполеона, ссылаясь на интересы Франции, на необходимость появления наследника престола, на очень часто компрометирующее императора поведение его жены.
Монтегю пишет: «Наступило молчание. Тогда Фуше наклонился к окну, откинул занавеску и как бы стал глядеть на проходящих. Наполеон машинально остановил на нем взгляд и отрывисто спросил:
— Что вы смотрите?
— На проходящих…
— А кто проходит?
— Кажется, Жюно…
Талейран склонился над плечом министра полиции и тоже заглянул в окно.
— Да, Жюно…
— И принц Мекленбургский, — с ехидной улыбкой прибавил Фуше, лукаво поблескивая прищуренными глазками. — Тсс… скажите, пожалуйста: давно не виданный посетитель, Ипполит Шарль, а за ним, кто бы мог подумать, де Паоло!
— Гм… значит, весь синклит? — проворчал себе под нос Камбасерес.
Наполеон позеленел от сдерживаемой ярости. Была минута, когда он еле удержался, чтобы не наказать их жестоко за дерзость, но сдержался. Он понимал, что они действуют в интересах Империи. Он порывисто встал с кресла и воскликнул громовым голосом, каким он командовал на полях битв:
