– Вот, и ты, хоть демократ, а о пионерии пожалел…
– Я не о пионерии. Я о дороге.
– Ну так она и сейчас есть.
– Ты имеешь в виду – «украл, выпил, в тюрьму?»
– Ну, примерно, – засмеялся Коржавин, вздрагивая заметно выдававшимся над штанами животом. – Чего ты переживаешь? Есть и другие дороги: школа-институт-работа…
– Есть… поморщился Бесчетнов. – Только уж больно часто в последнее время эти дороги одна с другой перекрещиваются. Окажется такой вот Кулик у тебя на пути – и все.
– Ну, а что ты предлагаешь? Расстреливать?
– А хоть бы и расстреливать… – сказал Бесчетнов. – Он ведь будет на мои деньги в тюрьме жить. И на деньги Петрушкиных. Он им всю жизнь искалечил, а они его теперь кормить будут.
– Ну так у нас же мораторий. Гуманизм… – пожал плечами Коржавин, всем своим видом говоря, что ему и самому этот гуманизм поперек горла. – Государство надеется, что из него еще выйдет человек.
– А что-то еще государство делает, чтобы из него вышел человек, кроме того, что надеется? – разозлился вдруг Бесчетнов. – Свобода должна быть такая, чтобы ее жаль было лишиться. А вот тот же Кулик – что он видел на свободе? Его дом – халупа такая, что зайти страшно. Живут всей семьей на детские пособия, а они в нашей богатой стране пятнадцать копеек. А вот попадет он в тюрьму, тут уж государство для него расстарается, спляшет вокруг него краковяк вприсядку и железное болеро! В тюрьме-то сейчас не только макароны дают, но и самодеятельность будет, в КВН будет, сука, играть, телевидение приедет и девчушки-журналисточки будут ему вопросики задавать, хихикать с ним. Для него в тюрьму попасть, как для нас с тобой на острова в Тихом океане съездить.
– Ну это ты уж загнул.
– Если и загнул, так не сильно.
Они помолчали.
– Слушай, а там в тюрьме-то как относятся к тем, кто детей убил? – спросил Бесчетнов.
– Да никак… – со вздохом, поморщившись, ответил Коржавин. – нету уже никаких традиций и законов и там. Это раньше, например, насильников самих насиловали. А теперь этих насильников столько, что они сами кого хочешь изнасилуют. Кто как устроится, как себя поставит, так и будет жить.
Бесчетнов грустно уставился в стол. Ему становилось все тошнее.
– Ладно… – сказал он. – По кружке. Начну новую жизнь с завтрашнего дня…
– И правильно! – горячо поддержал мгновенно повеселевший Коржавин. – А еще лучше – с послезавтрашнего: завтра я в отпуск ухожу, хотел отметить.
– Нет… – сказал ему Бесчетнов. – Завтра я попытаюсь целый день думать о хорошем, а писать буду, например, про урожай. Или найду себе какого-нибудь ветерана, поговорю с ним – отдохну душой…
