На красный свет | страница 32



Халима искоса рассматривает свою спутницу: она красива чуть поблекшей красотой рано созревшей женщины. Глаза у нее совсем светлые или кажутся такими на дочерна загорелом лице.

— Ах, дочка, когда человек так стар и немощен, как наш доктор, сто лет ему жизни, всегда находится такая женщина, как наша санитарка Кумри. И она садится ему на шею, а на больничном дворе устраивает свое хозяйство…

И, хотя Халима подавленно молчит, женщина продолжает:

— Тебя удивляют такие порядки? Ах, дочка, спроси каждого: не сказала ли я с самого начала, когда Кумри взяли на работу в больницу, что она приберет к рукам нашего доктора… Правду говорят старые люди: когда заводишь осла во двор, подумай, как его выведешь оттуда.

— Зульфия-апа, Антон Иванович вас ищет! — кричит в окно большеглазая девчонка.

Она с любопытством смотрит на Халиму, на ее нейлоновую косынку и легкий дорожный костюм. И вдруг глаза ее зажигаются радостным удивлением: она заметила и оценила красные сандалеты.

— Видишь, идем! Все бы ей кричать. Ну прямо молодой петушок! Это Соня, наша посыльная, — поясняет Зульфия-апа.

Знакомый больничный запах перешибает легкий аромат мяты и нагретой солнцем травы.

Они подымаются по трем ступенькам айвана, затененного вьющимся виноградом. Зульфия-апа поправляет белую косынку на своих круто вьющихся волосах и опускает закатанные до локтей рукава блузки.

Как из-под земли, появляется Соня, юркая, тоненькая, в ситцевом платье местного покроя. Она подымает таз с бельем, придерживает его одной рукой, другой хватает чемодан Халимы и мчится куда-то в глубь двора, уже на бегу кидая:

— Я к вам в комнату отнесу, Зульфия-апа!

Халима вслед за Зульфией вошла в большую комнату с закрытыми от зноя ставнями окон, выходящих на солнечную сторону.

У стола сидел маленький сухой человек в белом халате и белой шапочке. Этот белый цвет и свет дня, проникающий в окно, заплетенное виноградом, беспощадно обнажали дряхлость и слабость человека. Казалось, его небольшая седая голова еле держится на морщинистой шее, руки готовы бессильно повиснуть. Казалось, и голос у него должен быть слабый, еле слышный.

«Неудивительно, что эта Кумри хозяйничает в больнице», — подумала Халима. У нее уже все прочно уложилось в голове: слабохарактерный, никчемный доктор и нахальная санитарка-стяжательница.

И в голову Халиме не приходило, что все обстоит иначе. Такова сила первоначальных впечатлений.


Щедрая осень шла по склонам гор. Она касалась виноградных лоз, и кисти наливались соком; пробегала по лугам, и под ее легкими ногами чуть желтели травы; ночами взмахивала покрывалом тумана, и холодом веяло с горных вершин.