Арбатская излучина - Ирина Гуро

«Человек за бортом!» — ему показалось, что он произнес это вслух, и он пугливо огляделся. Но никому не было до него ровно никакого дела. Люди проходили в одиночку, парами, веселые или хмурые, смеясь или переговариваясь. Никто не слышал молчаливого вопля. Никто не спешил на помощь.

Ему пришло в голову, что если бы он действительно тонул где-нибудь в море или речке, уж наверняка объявился бы кто-нибудь, враз скинул бы пиджачишко и бросился в воду. Он даже прикинул про себя, кто бы мог оказаться таким доброхотом. Вон тот, молодой, с упругой походкой спортсмена, в желтой рубашке? Он, правда, поглощен своей спутницей, но, может, и вдохновился бы ее присутствием… Или вот еще: здоровый бугай, ишь как размахался ручищами! Этому запросто… А может, и вовсе не так. И кинулся бы какой-то, на кого вовсе не подумаешь. Какой-нибудь хлипкий. Очкарик. Мало ли бывало?

Что за ерунда лезет в голову!

Однако же странно, если вдуматься: раздается крик «Человек за бортом!». Кто-то среагирует. На худой конец хоть спасательный круг кинут. Но современный человек чаще тонет вовсе не в водной стихии. Тысячи причин могут ввергнуть его в отчаяние, привести на край гибели. Он, может быть, в большей опасности, чем оказавшись среди бушующих волн. И что? А ничего. И он не разомкнет губ, чтобы крикнуть: «Братцы! Да помогите же! Пропадаю!» И не явится никто его спасать, да и не узнает ничего. Мудрено ворваться в душевный мир человека, захлопнутый крепче и хитрее, чем часовой механизм или какое-нибудь другое устройство.

Мысль его отдалялась и все же возвращалась к его собственным бедам. Кто и чем может ему помочь? Приговор, вынесенный ему, не подлежит кассации.

Убийцу и того судят по закону. И адвокат там какие-то слова выговаривает, и судьи еще крепко посовещаются, прежде чем размахнуться… А с ним просто! Удар наотмашь — и нет человека! Нет полковника Ивана Петровича Дробитько, прошедшего войну с первого дня до последнего, — еще разгром Квантунской хватил! А кто есть? Отставленный вчистую из армии, пенсионер в пятьдесят четыре года, потерявший вкус к жизни.

Слова, сказанные тихим, спокойным голосом молодого бородатого врачишки, колокольным языком бились в нем: «Какая может быть работа? Заимейте участочек и копайтесь в земле. Без забот и на воздухе…»

Благодушие, с которым ему был преподан совет, подняло в нем такую злость, словно именно в этом бородаче коренились все его напасти. Словно тот наслал на полковника Дробитько болезнь, увел его жену, испортил его сына… Да еще вдобавок обрек на слом милый его сердцу старый домишко в Марьиной роще. «Спасибо. Это не по мне!» — ответил он врачу, имея в виду его рекомендации. Но естественно, не был понят. «Как знаете. Мне это до лампочки», — не ответил бородач, но сделал такое движение…