В безумном смехе, в трезвом хмеле,
Как сон, как стон, как в самом деле,
Она была ему страшна.
Сияли снежные леса,
Под этой искрившейся стынью,
И все казалося пустынью,
Мир в пыль снегов поизвелся.
И этот стон:
— Сюда! Сюда!
Шли санитары.
— Где же смертник?
И на снегах алел бессмертник,
И сонно плавилась слюда.
И шли саперы,
И сопел
На дальней станции санпоезд,
И что-то ахнуло вдруг, то есть
Гвардейский миномет запел…
— О, господи!
Он встал.
На лбу
Светился крупный жемчуг пота,
К нему стучался сильно кто-то
С вопросом:
— Ты закрыл трубу?
— Закрыл.
Сосед зашел.
— Закурим?
— Давай.
— А где бумагу дел?
— А я все счет веду тем пулям,
Что обогнули мой удел.
Ужли опять стрелять придется?
— Посмотрим дальше, что с весны…
— Тревожно сердце мира бьется
И мне опять дурные сны…
Два рядовые войн обеих
Нашли забаву в табаке.
Эй, мистер атомщик, добей их,
Что держишь смерть в своей руке?!
А за окном снега, сугробы
И светлый месяца озноб.
И вечер, парень чернобровый,
Сердца ворует у зазноб.
И на заснеженном безбрежьи,
Под синим инеем ветвей,
Нам видятся все реже, реже
Следы бессмысленных смертей.
