Он, как бы в рассеянности, как бы ничего не видя, скользит взглядом по стенам, по мебели… на миг задерживается у ларя… и отводит глаза… Да, она пока на месте, он различил темную массу там, где помогал установить ее, отступая, приближаясь, чтобы убедиться, что именно здесь, возле окна, свет падает правильно и она будет хорошо смотреться… Слушая их, разговаривая с ними, он вновь касается отсутствующим взглядом… груды писем, почтовых открыток, рекламных проспектов, прислоненных к морде, к бокам и отчасти ее загораживающих… А на спине что-то вроде протуберанца… Осторожно, как бы невзначай, его взгляд возвращается к ней… Что-то вроде сиденья, на манер тех, какие водружают на прирученных слонов, недостает только балдахина… Он пытается поддержать разговор, не показывая вида, но голос его звучит отчужденно, потусторонне… голос привидения… Это какая-то темная чаша… его пустой взгляд пронзает ее… узнает… это раковина гигантской устрицы… Наверно, до краев полная окурков, пепла, а зверюга служит ей теперь подставкой… или, скорей всего, не надо приписывать им осознанного намерения, определенного замысла… они просто забыли убрать пепельницу, которую поставили, не думая, на первое попавшееся свободное место, чтобы она была под рукой, когда эта рука с сигаретой, покачиваясь, машинально тянулась в поисках полого предмета, куда можно стряхнуть пепел… Он стыдливо, опасливо отводит взгляд…
Главное, ничего не показать, прикинуться мертвым… пусть себе ощупывают его сколько угодно, поворачивают и переворачивают, он бесчувствен, слеп, недвижим…
Но разве их проведешь такими детскими уловками? Стоило ему войти, сесть, они поняли, несмотря на его отсутствующий взгляд и рассеянный вид, что он все приметил… они улавливают малейшую волну, самое ничтожное завихрение того, что подымается в нем и что он всеми силами сдерживает… Но вот он не выдерживает, встает, направляется прямо туда… сейчас протянет руку, с маху отшвырнет почтовые открытки, пепельницу, которая, оглушительно гремя, покатится по полу… грохоча, как поток, который ринется в трещину, как только он яростно выдернет из нее шпаклевку, вырвется и обрушится, все нарастая, на них, на него самого, увлекая за собой их всех, цепляющихся друг за дружку, захлебывающихся, задыхающихся… они съеживаются, прикрывают руками голову…
Но потом, поскольку ничего не слышно, отваживаются бросить искоса взгляд и видят, что он стоит у ларя и, протянув руку к спине зверюги, гасит свою сигарету в пепельнице…
