Во-первых, Запад тоже изучает восточную философию, не меньше нашего, испытывает влияние — Боря так и пишет. Во-вторых, иррационализм восточного мышления — это религия, шаманство, образ жизни, там нет логических рамок, системности, поэтому и разрушать особенно нечего. Какая тут философия? Деградирует то, что есть, а чего нет, там и деградировать нечему. Что, они там лучше живут? Не воюют? Не дерутся за плошку риса? Нельзя о востоке судить по монастырям, они закрыты, живут своей жизнью, и знаем мы о них мало. В-третьих, если Восток «включен в самую ткань плоти и духа» России и не знает деградации, упадка, откуда философский кризис у нас? Что собственно волнует Бориса Николаевича? Чего он хочет от президента?
Он хочет «серьезнейший национальный проект» по русской философии. Как, кому и где ее преподавать, как освещать в СМИ, какие нужны учебники. «Нас всех спасут в конечном счете не промышленность, не деньги, не оружие, а новая, возрожденная философия на основе русской традиции, „русской идеи“. Именно в ней — сила, именно в ней — правда».
Размышляя над этим текстом, с радостью отмечаешь, что твой друг болеет за Россию «по судьбе», «року», «диагнозу». Он уверен, что такие философы «еще окончательно не перевелись у нас». Хотя не знает их, ни одного имени. Вспоминает умерших и неизвестных публике, зато известных ему и Путину преподавателей КИ — института КГБ. Ну, так, доверительно: чекист Чикин — чекисту Путину. Да хрен бы с ним, если бы не профессиональное чинопочитание, которое перебивает всю его искреннюю боль за судьбу русской философии. От статьи остается все же нехорошее впечатление.
На первом плане не судьба русской философии. Хотя об этом надо поговорить и поспорить. А речь на самом деле идет о двух человеках: Чикин и Путин. Чикин — потому что других живых философов нет. А Путин — «если будет добрая воля и начало дела со стороны президента, будет спасена не только философия России, но и сама Россия».
«Только Вы сегодня меня поймете и только Вы способны сделать адекватные выводы и спасающие положение дел практические шаги».
«Мы спасем философию, философия спасет нас и весь мир!»
Ну, братцы, это уже истерика. Какая-то низменная, ниже пояса. При этом в заключение Чикин готов еще поговорить с Путиным, правда, при условии: «…Только после Вашего ответа XXI век будет или веком великой русской философии, а стало быть, и великой России, или их не будет вовсе!»
Путин ему не ответил. А я, дурак, не мог промолчать. И, наверное, мой друг на меня рассердится. Что поделаешь, не везет русской философии.
