Гроб с его телом мы спустили с чердака и перенесли в храм.
Отец Михаил отслужил панихиду. На завтра наметили отпевание и погребение. А ночью решили попеременно читать Псалтырь над гробом.
Вечером с отцом Михаилом мы сидели у гроба Григория, а матушка готовила поминки дома. Григорий лежал в гробу в своем стареньком двубортном пиджаке на голое тело и в заплатанных коротких брюках, из которых торчали босые ноги. Перед тем как нести Григория в церковь, я предлагал отцу Михаилу переодеть его.
— Что ты, — замахал тот руками, — он мне сам наказывал, как помрет, чтобы его не переодевали: «Это, — говорит, — мои ризы драгоценные, в костюме я буду походить на покойника Григория Александровича». — А ведь, думаю, он знал о своей смерти, когда говорил за обедом, что пойдет далеко.
— Он знал об этом, еще когда к вам шел, это ведь он за меня умер. У меня сердце в дороге прихватило, а он молился: «Возьми лучше Гришку, а Лешку оставь». Я тогда не понял, о чем он просит.
— Вот оно, какое дерзновение имеют блаженные люди, — вздохнул отец Михаил, — а мы, грешные, все суетимся, все чего-то нам надо. А человеку на самом деле мало чего надо на этом свете.
Первым остался читать Псалтырь я. Когда стал произносить кафизмы, то почувствовал необыкновенную легкость. Голос мой радостно и звонко раздавался в храме. Ощущения смерти вовсе не было. Я чувствовал, что Гришка стоит рядом со мной и молится, широко и неторопливо осеняя себя крестным знамением. Мне вдруг припомнилось, как увидел Гришку в первый раз, читающего на ходу книгу. Эти воспоминания ворвались в мою душу, когда я читал девяностый псалом: «На руках возмут тя, да некогда преткнеши о камень ногу твою», — это был двенадцатый стих.
Волгоград, февраль 2002 г. -
Самара, ноябрь 2003 г.
60-летию Победы в двух величайших битвах —
Сталинградской и Курской — посвящается.
В День Победы, 9 Мая, настоятель и священники ушли после службы возлагать венки на холм Славы, а я задержался в храме, чтобы подготовить ноты к вечернему богослужению, и тут мое внимание привлек статный пожилой мужчина, вошедший в полупустой храм. По наградным планкам и ордену на лацкане пиджака в нем можно было безошибочно угадать ветерана Великой Отечественной войны. В одной руке он держал сумку, а в другой — букет цветов и как-то беспомощно оглядывался кругом. Затем он подошел к свечному ящику и стал разговаривать со свечницей. Она ему показала на дальний левый угол храма, где располагался канон с панихидным столиком. Купив свечей, он пошел в указанном направлении. Проходя мимо иконы Божией Матери «Нерушимая Стена», мужчина вдруг остановился как вкопанный, устремив взгляд на икону.
