— Это не настроение, тупица!
— Мне безразлично, как ты его называешь, — сказал Лайл. — Ты не можешь разгуливать, едва одетая, устраивая публичные сцены. Не будь тот бедняга столь очарован своей темпераментной супругой, или будь это иной тип мужчины, либо было бы двое, когда ты открыла дверь, последствия могли быть… Нет, я отказываюсь даже думать о них. Дьявол тебя разбери, почему ты никогда не думаешь прежде, чем действовать? Разве ты никогда не останавливаешься, хоть на секунду, чтобы поразмыслить о том, что может произойти?
— Я знаю, как позаботиться о себе, — ответила Оливия, поднимая подбородок. — Тебе, как никому другому, следовало бы это знать.
— Ах, так? — проговорил он. — Тогда позаботься о себе, Оливия.
Перегрин обхватил её рукой и притянул к себе.
— О, нет, ты…
Он крепко взял её за подбородок и поцеловал.
Оливия знала, как себя защищать. Она потянулась, чтобы вцепиться ногтями в его запястья. Она была готова ударить его ногой в пах.
Но что-то пошло не так.
Оливия не могла освободить лицо, поскольку он удерживал её подбородок, мягко, но твёрдо. И это лишало её всякой возможности избежать шокирующего ощущения его губ и давления рта, непреклонного, требовательного, настойчивого. Лайл был упрям до мозга костей, и, что бы он ни делал, он уделял этому полное внимание, не оставляя Оливии ни малейшего шанса отвернуться или проигнорировать его. Она не удержалась, чтобы не ответить ему. Она не могла не упиваться ощущением его губ и его вкусом.
Затем пагубно соблазнительный аромат мужчины проник ей в нос, ударил в голову и наполнил её мечтаниями, томлением и жаром. Земля ушла у девушки из-под ног, словно она поднималась на воздушном шаре.
Оливия провела руками по плечам Лайла. Затем её руки обвились вокруг его шеи, и она ухватилась за него так, словно ей придётся падать сотни миль до холодной поверхности земли, если она не будет держаться.
Она предполагала лягнуть его в голень. Но вместо этого её босая ступня поползла вверх по его ноге. Свободная рука Лайла скользнула по её спине вниз, сжала ягодицы, и он привлёк девушку ближе, к своему паху. Лишь несколько тонких слоёв муслина и шёлка осталось между ними. Они ничего не скрывали и не защищали. Его возбуждённый орган, горячий и тяжёлый упёрся ей в живот.
Оливия не была совершенно невинной. Ей уже доводилось ощущать мужское возбуждение, но жар не разливался в ней, словно пламя по пороховой дорожке. Она ощущала возбуждение раньше, но не испытывала такой боли, как на сей раз. Она не чувствовала такого буйного нетерпения.
