— Хотел быть мрачным?
— Хотел быть неузнаваемым.
— А твой отец — был и есть человек хороший. — Это я поддакнул, понятно, с иронией. Проблевавшись, я повеселел… Даша захлебывалась рассказом, но я-то, я слышал и переслышал такого. О плохих-скверных-мерзких-вороватых помощниках. И о хороших, честных, милых, но чудаковатых начальниках.
— Ты, Петр Петрович, не врубился… Отец даже не знал, что скоты пользуются его именем. Приторговывают именем… Грозят именем… Шантажируют…
Мы уже выскочили на лихое шоссе — в Москву, в Москву!
— Молодые, дед, живут в наш торопливый век как получится. Ждут… Ждут и ждут. Один что-то случайно примыслит — остальные набегают ратью и хап, хап, хап!.. И опять тесным кружком сидят и ждут.
— Ждать — талант.
— Ручонкой подпереть башку и думать, думать! Я это, дед, умею. Я умею. Могу… Но вот делиться надуманным — не хочется.
— Однако вот делишься.
— Это я просто так. Болтаю. С тобой как ни делись и чем ни делись — ты не урвешь, староват слишком!.. Не чувствуешь ситуацию. Не рубишь дровишки… Эй, дед, проснись!
— Я не сплю.
— А с какого перепуга ты блевал?
— Цок-цок, — засмеялся я.
Шоссе сузилось. Пост ГАИ.
Даша только здесь и сбавила гонку. Сбросила разом скорость. Плавно катила… И скучавшему постовому улыбалась во весь рот. Красавица! Он на миг охренел. «Привет, мент!» — крикнула ему скалясь.
— А?
— Привет, говорю!
Он зачем-то стал перетаптываться. Как-кая!.. Блондинка, бля, за рулем! Распущенные светлые космы… В сверкающей, бля, в дорогущей машине!
А мы, конечно, сразу рванули.
Когда я оглянулся, мент уже не перетаптывался. Стоял спокойно. Но с открытым ртом.
— Нравишься гаишникам?
Она смеялась:
— Он же денег хотел, дед.
Впереди уже выросли каменные кубы Таганки.
А я тоже вдруг заговорил — в дороге такая смена говорящего обычна. Без причины заговорил:
— Это он, Даша, от смущения. Я про гаишника… Это он притворялся…
Притворялся, что ему деньги нужны. Но что ему деньги!.. Такое бывает, Даша, от смущения. От мягкости душевной… На самом-то деле он думал о нас. О безопасности…
— О людях думал?
— О людях.
— Это ты такой ядовитый, дед?
Она в ответ приударила по тормозам. Легкий тормозной визг попадал точно меж моими и ее фразами — в пустоты, как в цель. Помолчала. Оценивала… Человек уважает яд. (В дозе.) Яд успокаивает, смиряет.
Но и тут Даша нашла что сказать:
— Не люблю я о людях — если обо всех сразу. Что мне, дед, твое человечество?!. Что они мне, если кучей?
— Не нравится человечество?
