Мужчина без слабостей | страница 32
— Скажи, почему ты тогда не согласилась выйти за меня? Только из-за того, что я говорил о семье и детях?
— Да. Я не хотела, чтобы ты думал, будто тебя подловили. Только заикнись я об этом, и ты поступил бы, как полагается. Я ж тебя знаю, Донован.
Ну, он не был бы в этом так уверен. Как ни гордиться своей честностью, каким джентльменом себя ни считать, но жениться потому, что должен появиться ребенок… Он не раз наблюдал, как самые прочные отношения рушились под давлением обязательств, когда мужчина становился отцом.
— А что в этом плохого? — спросил Донован, искренне не понимая, почему она так говорит. Ведь поменяла же она свое решение и вышла за него замуж, а что изменилось?
— Я хотела, чтобы ты женился на мне ради меня самой.
Но сейчас Кэссиди не хотелось говорить о себе. Во время родовых мук ей не хотелось спорить ни о браке, ни даже о ребенке. Ей, конечно, интересно знать, как идут дела у его кузена и на фирме, но пока ей не до серьезных разговоров. Сейчас она прикидывала, что схватки, по книжным описаниям умеренные, совсем не кажутся ей умеренными. А может, она просто слабее духом, чем другие женщины?
— Малышка, — позвал Донован, и она почувствовала, как в глазах закипают слезы.
Она отвернулась, чтоб он их не увидел. Он так говорит, как будто его это действительно волнует… Она ненавидела свою слабость и слезы. Особенно сейчас, когда старалась не показать, как ей больно.
— Я говорил гипотетически. Я был человеком, который самонадеянно думал, что знает, как относиться к детям.
— А ты не знал? — спросила она, поскольку всегда считала, что Донован разбирается почти во всем. Благодарная ему за старания отвлечь ее от боли, за его словами Кэссиди уже разглядела истину. И в этой истине заключалось именно то, чего она больше всего опасалась. Донован женился бы на ней, а возможно, потому и действительно женился, что она носила его ребенка.
— Хорошо, скажу прямо. Я ничего не собирался делать. Ни с тобой, ни с собой, ни с этим ребенком.
— Что это значит?
— У тебя сейчас опять будут схватки, — он взял ее за руку.
Она схватилась за него.
— Послушай, Кэссиди… я просто… — начал он, как только боль ее отпустила. — Понимаешь, моя жизнь шла по накатанной колее. Я прокладывал путь к вершине, чтобы доказать деду, что я его естественный наследник. Только это меня и интересовало.
Он хотел сказать что-то еще, но ей было уже не до него. Ее тело раздирала такая боль, как будто ребенок желал немедленно появиться на белый свет. Хорошо, что Донован решился, наконец, все ей объяснить, но сейчас, ей-богу, не время.