Часть его пути лежала вдоль железной дороги. Некоторое время он ехал мимо длинных рельсов, на которых отдыхали товарняки. Фантасмагорические пригородные станции в стиле королевы Анны стояли тёмные и пустынные. Пару раз Гэллегер видел дежурного, сидящего за столом, и это зрелище успокаивало его.
Однажды он решил остановиться и взять одеяло, в которое он укутывался в первой поездке, но испугался, что потеряет время, и продолжал править, стуча зубами и дрожа всем телом.
Возгласом радости он поприветствовал первый отдельно стоящий ряд тёмных домов. Редкие фонарные столбы наполнили его душу светом, даже топот копыт по дурно мощёным улицам звучал для него, как музыка. Вместо мрачных фермерских домиков и измождённых деревьев, которые пугали своими гротескными формами, чаще стали попадаться огромные мельницы и фабрики со светом в далёких сторожках. Гэллегер посчитал, что ехал примерно час, и за это время дождь прекратился, уступив место тяжёлым, липким хлопьям снега. Он проезжал безмолвные рабочие кварталы, обитатели которых сейчас спали. Наконец он свернул на Броуд-стрит — главную транспортную артерию, которая разрезает город на две ровных половины.
Он бесшумно ехал по снегу и слякоти улицы, желая как можно скорее взглянуть на циферблат, когда хриплый голос окликнул его с тротуара.
— Эй, ты, стой, стой! — сказал голос.
Гэллегер повернулся. Хотя он видел, что голос исходит из-под полицейского шлема, он только резко ударил лошадь хлыстом и пустил её в галоп. Полицейский пронзительно засвистел в свисток. Впереди Гэллегера, на углу улицы раздался ещё один свисток.
— Тпру, — сказал Гэллегер, потянув поводья. — Их слишком много, — добавил он в своё оправдание.
Лошадь остановилась, она тяжело дышала, клубы густого пара поднимались с её боков.
— Какого чёрта ты не останавливаешься, когда я тебе говорю? — строго спросил полицейский, подойдя к кэбу.
— Я вас не слышал, — мирно ответил Гэллегер. — Но я услышал ваш свисток, а потом другой свисток. И я подумал, что вы, кажется, хотите мне что-то сказать, и поэтому остановился.
— Нет, ты хорошо меня слышал. Почему у тебя не горят фонари? — спросил полицейский.
— Я должен их зажечь? — спросил Гэллегер, с внезапным интересом склонившись над ними.
— Ты знаешь, что должен, а если нет, то у тебя нет прав управлять этим кэбом. Мне кажется, ты не настоящий извозчик. Где ты его взял?
— Конечно, это не мой кэб, — сказал Гэллегер со смешком. — Это кэб Люка Макговерна. Он зашёл выпить в бар Кронина и чуток перебрал, а кэб оставил, поэтому мой отец сказал мне отвезти его в конюшню. Я сын Кронина. Макговерн теперь не может им управлять. Сами посмотрите, до чего он довёл лошадь. Он обычно оставляет её в конюшне Бахмана, и я собираюсь туда.
