Гэллегер - Ричард Хардинг Дэвис

До Гэллегера у нас работало так много мальчиков-посыльных, что они потеряли личные черты и слились в один коллаж из маленьких мальчиков, к которым мы обращались: «Эй, ты» или «Ты, мальчик».

У нас работали сонные мальчики, ленивые мальчики и способные, «умные» мальчики. «Умные» быстро переходили к панибратству, и мы были вынуждены расставаться с ними, чтобы сохранить самоуважение. Они становились разносчиками телеграмм, изредка заглядывали к нам в своей синей форме с никелированными пуговицами и относились к нам покровительственно.

Но Гэллегер отличался от всех, с кем мы имели дело раньше. Гэллегер по сложению был низкий, плотный, с крепкими мускулами, но не уродливо толстый или коренастый. На лице его постоянно блуждала счастливая и понимающая улыбка, словно бы вы и вообще весь мир не так серьёзно его впечатляли, как бы вам этого хотелось. У него было очень чёрные и очень блестящие глаза, которыми он осматривал вас, как маленький умный эрдельтерьер.

Всему, что Гэллегер знал, он обучился на улице. Это не очень хорошая школа сама по себе, но она иногда выпускает очень толковых учеников. А Гэллегер учился и днём, и вечером. Он не смог бы рассказать, кто такие отцы-пилигримы, не помнил названия первых тринадцати штатов, но он знал по имени всех офицеров из двадцать второго полицейского участка и мог на расстоянии двух кварталов отличить колокольчик пожарной кареты от колокольчика полицейской кареты или «скорой помощи». Это Гэллегер поднял тревогу, когда на Вулвичских холмах начался пожар, а дозорный офицер заснул, и это Гэллегер привёл «Чёрных алмазов» и «Угольных крыс» к соглашению в угольных пристанях Ричмонда, где они готовы были побить друг друга булыжниками.

Сейчас, перечитав написанное, я боюсь, что Гэллегер кажется не очень почтенным героем. Но он был так молод и так стар для своих лет, что мы все любили его, несмотря ни на что. Он жил на самом краю северной части Филадельфии, где хлопчатобумажные и суконные фабрики сбегались к реке, и как он добирался домой от здания «Пресс»[1] в два часа ночи, было одной из загадок редакции. Иногда он ехал на ночном трамвае, иногда шёл всю дорогу пешком и только в четыре часа ночи появлялся в маленьком доме, где жил вдвоём с матерью. Изредка его подбрасывал продавец молока или один из фургонов, который развозил кипы газет, ещё влажные и пахучие после типографии. Он знал кое-кого из «ночных ястребов» — кэбменов, которые рыскали ночью по городу в поисках запоздалых пассажиров, — и когда была совсем холодная ночь, он вообще не шёл домой. Он забирался в один из таких кэбов и спал, свернувшись на подушках, до наступления утра.