Я отозвался какой-то совсем неподобающей, жалкой репликой — чем-то вроде «мне очень жаль». Точно не помню и, даже отредактировав звук, не могу разобрать собственных слов. Одно ясно: голос прозвучал виновато. Желая принести хоть какую-то пользу, я задумал вытереть свою рвоту, забрызгавшую всю кабину. Нашел, чем заняться!
Сбросив сгустки полупереваренной пищи на пол, я решился спросить:
— Что теперь?
— Понятия не имею, — сообщил Гром и еще раз неубедительно чертыхнулся, утирая со лба обильный пот и растерянно моргая.
— Может, попробуем стартовать? — предложил я. — С такими двигателями, за такой оболочкой…
— Ни за что! — отрезал он.
— Почему?
Но уже в следующую секунду я сам понял, почему.
— Если мы прикончим птичку, Родни грохнется вместе с ней. А его мне убивать не хочется.
— Мне тоже не хочется его убивать.
— Это хорошо. — И Гром, протирая глаза, уставился на огромный синий язык за прозрачным колпаком кабины. Синева бледнела у нас на глазах, но челюсти, судя по всему, не собирались размыкаться.
— Ну и влипли! — прокомментировал я.
— Что делать? — спросил Гром.
Я шевелил мозгами, надеясь на озарение.
— Ничего страшного, — резюмировал я наконец. — Мы в безопасности. Глотать нас целиком он не собирается, а разжевать нас ему, что называется, не по зубам…
— Надеюсь, что нет!
Какое-то время я сидел неподвижно, потом нашарил перчатку и опять взялся за уборку.
Внезапно пасть чудовища стиснула челнок, как леденец. Давление нарастало ежесекундно, но бронированная капсула пока что сопротивлялась, беспрерывно изменяя форму и источая энергию, сопровождая все это визгом, как на лесопилке в разгар рабочего дня.
— Нет! — простонал Гром.
Я сидел, как истукан, сожалея о своей загубленной жизни.
Вдруг раздался новый звук: не выдержал люк нашего грузового отсека. Потом была высажена дверца, и нас окатило тугой струей водорода и не слишком ароматного дыхания дорадо. Мы поспешно, как положено обреченным, вспоминали ключевые эпизоды своей жизни. Затем Гром взглянул на меня, и я, еще не повернувшись к нему, уже почувствовал этот взгляд, потому что тоже приготовился принести извинения за свою долю вины во всей этой истории.
Голографическая съемка не передает мыслей, но я собирался сделать именно это, клянусь!
А дальше отошла, обдав нас серной вонью, задвижка шлюза, и между нашими креслами протиснулось что-то огромное и страшное. От испуга мы оба подскочили. Но неведомое наклонилось, протянуло левую руку в перчатке, стиснуло Грому плечо и как ни в чем не бывало сказало:
