Однако военные (солдатские) поселения по своему замыслу были совсем не глупой затеей. В мирное время, как доказывал граф Александру I, незачем муштровать уже опытных солдат с утра до вечера. Пусть лучше, проживая в сельской местности, производительным трудом займутся. К тому же, получат возможность жить семьями. То есть, та же идея стройбатов, только солдаты занимались не строительством, а сельским трудом, да и жили куда свободнее. Разумеется, речь шла не обо всех воинских частях. Гвардии и войск, выдвинутых к западным и южным границам страны, все это вообще не касалось. В общей сложности военные поселения охватывали около 40 % российского войска.
В Германии аракчеевская идея, несомненно, хорошо бы прошла. В России дело как всегда споткнулось об очень неумелое административное воплощение и о человека. Солдаты перестали понимать, кто теперь, собственно, они такие. И находясь, по существу, в более предпочтительных условиях, стали все более и более роптать, переходя к крестьянскому образу мыслей и требуя дальнейших послаблений. Происходило нечто сходное со стрелецкими бунтами за сто с лишним лет до этого, когда люди также требовали больше возможного и опрокидывали на себя гнев властвующей верхушки.
Что же касается либерализма, то его при Аракчееве, во всяком случае, было больше, чем в предыдущем царствовании Павла и в последующем у Николая I. Аракчеев в этом смысле не столько угнетал, сколько острастку давал, понимая, как умный человек, с каким народом, а главное, с какою взбалмошной дворянской интеллигенцией имеет дело.
Наши коммунистические историки с Аракчеевым так запутались, что в одном и том же учебнике объявляли его гонителем прогресса и реакционером при Александре I, а потом (на других страницах) человеком, поддерживавшим политическую реакцию после восстания декабристов при Николае I. То есть получалось, что реакция графа была против себя же самого.
По внутреннему складу граф был очень мистичен, хотя старался этого не афишировать. Смысл жизни, гораздо больший, чем сиюминутная реальность, всегда очень тревожил его. И это иногда приводило Аракчеева к пароксизмам задумчивой мрачной тоски.
Аракчеев и Александр I
Нечто схожее стало довольно рано развиваться и у императора Александра I. Кипучая государственная деятельность сменялась вдруг чувством ее бессмысленной суеты, «мышиной возни» перед таинственной исторической судьбой России. С непонятным ее призванием и предназначением. В минуты солнечных настроений родина представлялась ему, как говорил сам Александр, огромным бутоном прекрасного, еще не распустившегося цветка. Но чаще стали появляться ощущения ее гибельной неподвижности. Получалось, как в сказке «Конек-Горбунок» Ершова. Гигантский кит в океане времени, на котором люди построили многочисленные жилища, ведут хозяйство на занесенной ветрами земле, умирают, родятся, иногда что-то празднуют. Кит в один совсем не прекрасный момент проснется, когда-то это обязательно произойдет, и все кончится, в каком-то кошмаре.
