Кафе «У дороги» содержала в ту пору некая дама по прозвищу «Сосиска» — старая кокотка из Гренобля, решившая, когда ее возраст стал приближаться к шестидесяти, поселиться на природе (наверное, она мечтала об этом на протяжении всей своей активной деятельности). Это была крепкая женщина, могучая, как скала, с мощным голосом, которым она подавляла всех, кто пытался наступать ей на ноги. Распутствовала она в свое время лишь в субпрефектурах да в гарнизонных городках. Это, конечно, требует сноровки в постельных делах, но главное — глубокого понимания деловых отношений и богатого воображения, а также знания обоих покоящихся друг на друге миров. Не следует забывать, что такие женщины к концу своего цветения утешали целый контингент состарившихся младших офицеров, вернувшихся из Алжира и из «мусульманского рая». Естественно, что у них с Ланглуа сразу установилось полное взаимопонимание.
Зимой кафе пустовало. Часов в двенадцать три — четыре старичка приходили пропустить рюмочку — другую. И сидели часов до трех, дремали у печки. Сосиска подсаживалась к Ланглуа, и они беседовали о житье-бытье.
— Вот что бы ты стала делать с покойником? — спрашивал Ланглуа.
— А ничего, — отвечала она.
— Разумеется, — говорил Ланглуа.
Как и в предыдущие годы, эта зима была тяжелой, а небо было низким и черным от снежных облаков.
— Ну и дыра эта ваша деревня, — говорил Ланглуа.
— Да не хуже Гренобля, — отвечала она.
— Тут я не согласен, — говорил Ланглуа.
От стариков, сидевших у печки, шел неприятный запах перегретой одежды и жевательного табака.
— Что ты имеешь в виду, когда говоришь: «не хуже»? — спрашивал Ланглуа.
— А что ты находишь хорошего в Гренобле? — отвечала она.
— Ничего, — отвечал Ланглуа. — Возле Мер-эльуэда есть деревенька, — говорил Ланглуа, — так вот там так же.
— Снега там не бывает? — спрашивала она.
— Нет, зато солнце такое… — говорил Ланглуа.
Так люди провели ноябрь и декабрь — сидя, сгорбившись, в ожидании неизвестно чего. Ближе к Рождеству погода исправилась. Некоторое время, дней пять, светило солнце, холодное, но очень яркое. В один из этих дней послышался праздничный перезвон на звоннице.
Ланглуа надел сапоги и пошел к кюре.
— Меня особенно беспокоит, как пройдет ваша полуночная месса, — сказал он.
— Надеюсь, хорошо пройдет, — сказал кюре и показал ему внутреннее убранство церкви, которую он украшал уже целую неделю ветками остролиста, самшита и бумажными гирляндами.
Позже Ланглуа признался, что на него произвели сильное впечатление позолоченные канделябры, свечи, обернутые фольгой, и очень красивые ризы, выставленные в ризнице.
