День, с которого я опять всё помню — это двадцатое мая. В этот день Эля приехала на семинар. И неделю мы провели вдвоём. Так сказать, по-семейному. Готовили общую еду, ходили вместе в магазины, возвращались домой — я с работы, она с занятий. Здоровались со старухами у подъезда. Старухи нам наперебой улыбались, а за спиной перешёптывались и строили догадки: Эля — это моя новая жена или так, временная подруга на чёрный день.
Нам с Элей нравилось, что они о нас сплетничают, и мы им давали для этого сколько угодно поводов. То пригласили к себе моего сына, то Эля приехала вдвоём с моим приятелем Стекловым — телеведущим, которого все узнавали. А я появился через час и с другой стороны. Потому что в тот день освободился позже, чем рассчитывал. Старухи с замиранием сердца ждали, что будет, когда я войду в квартиру и застану там Элю со Стекловым. Но ничего не было. Старухи наших принципов мирного сосуществования постичь не могли и понемногу в нас разочаровывались.
В субботу мы проснулись поздно. Всю неделю Эля вскакивала в семь утра и бежала на свой семинар. Обогащаться иностранным опытом. Но вчера семинар закончился, и сегодня она валялась в постели обогащённая. Настолько, что никак не могла окончательно проснуться.
Часов в одиннадцать мы всё же позавтракали. Я позвонил в Москву. Поздравил Игоря с днём рождения. Пожелал ему всякого и разного. Сказал: «Не забывай, что ты какая-никакая, а совесть нации, береги себя». Игорь клятвенно обещал беречь и не забывать. Спрашивал, как я и что. Я говорил, что не слишком, конечно, но уже лучше.
— Что у тебя теперь с Ирой? — спрашивал Игорь.
— С Ирой теперь у меня ничего, — отвечал я.
— А с кем у тебя теперь?
— Теперь у меня с Элей. Привет тебе от неё с пожеланиями.
Пока я звонил, Эля начала собирать свою дорожную сумку. Это всегда грустное занятие — собирать сумку. Когда едешь куда-то — ещё ничего, а когда уезжаешь… И нам от вида дорожной сумки и её внутренностей стало грустно. Мне — ещё грустнее, чем Эле. Потому что грустнее, чем уезжать — только оставаться. А я оставался. Оставался один. Один в пустой квартире.
Обедать мы пошли в парк Глобы имени Чкалова. То есть этот парк всегда назывался «Чкалова», потом его переименовали в парк Глобы. Памятник Чкалову у входа — оставили, памятник Глобе — доустановили. Получился гибрид — парк Глобы имени Чкалова. Кто такой Чкалов, теперь уже мало кто помнит, кто такой Глоба — мало кто знает. Большинство населения подозревает, что это астролог, мотающийся по всему бывшему СССРу с гастролями, в ходе которых предсказывает конец всему. Чем собирает стадионы и дворцы спорта. Знатоки-краеведы утверждают, что Глоба — это украинский казак по имени Лазарь, у которого был на этом месте садок вышнэвый биля хаты размерами с парк Чкалова.
