Пока пировали, танцевали, слушали менестрелей, играли во всевозможные игры приглашенные на свадьбу гости, в жизнь Матильды ворвался кузен ее зятя Филиппа, с которым она до этого никогда не встречалась. Этот молодой меховщик, по имени Гийом Дюбур, только что прибыл в Париж. Занятый исключительно своею любовью к Флори, Филипп лишь случайно вспомнил об этом жившем в Анжере родственнике, откуда тот и приехал, чтобы присутствовать на церемонии. Едва увидев, что он приближается к ней поздороваться, едва услышав его голос, едва встретились их взгляды, Матильда почувствовала, как в ней вспыхнул интерес, волнение, забытые со дня помолвки с Этьеном. Ее внимание, возобладавшее над инстинктом обороны, сосредоточилось на вновь прибывшем. Почему? В такой момент? И именно этот человек, а не кто-то другой?
«В нем таится какая-то неведомая для меня чувственность, сила, какая-то животная притягательность, а ведь это все — увы! — наилучшим образом сочетающиеся ингредиенты соблазна, способного меня тронуть. Можно было подумать, что на него повлияла профессия, что ежедневная работа со шкурами диких зверей наделила его самого какой-то дикостью, неумолимой и свободной, присущей хищникам… Сколько ему может быть лет? Двадцать восемь, двадцать девять? Вряд ли я покажусь ему слишком молодой. Какая насмешка судьбы! Годы весят много в этом смысле, но я вовсе не почувствовала их груза, когда захотела, по собственному выбору, стать женой Этьена, друга и почти ровесника моего отца: ведь он на двадцать четыре года старше меня! Как все это странно…»
Впрочем, самым ужасным было вовсе не это, а совсем другое открытие. Пока Матильда во время свадебного торжества делала все, чтобы как можно чаще оказываться рядом с юным анжерцем, не выказывая заинтересованности, он не спускал глаз с Флори! С ловкостью, которой Матильда не могла не восхититься, хотя и осуждала его, он так искусно, так незаметно для всех, кроме нее, зачарованной его взглядом, словно оплетал сетью новоявленную супругу, то проходя взад и вперед поблизости нее, то снова и снова пересекая ей дорогу и кружа вокруг Флори — светловолосой, яркой, в платье из серебристой ткани, как коршун вокруг голубки.
Горничная помогла своей хозяйке с помощью специальной повязки поднять повыше несколько отяжелевшую грудь и натянуть закрытые панталоны, надела на вымытое, растертое и насухо вытертое тело, надушенное пудрой из ирисового корня, длинную шафрановую рубашку с тонкой вышивкой, удерживавшуюся на боках двойной шнуровкой, затем блузу из плотного шелка с облегающими рукавами, застегивавшуюся на уровне бюста, но свободно ниспадавшую от талии. Камзол без рукавов из сукна того же цвета гиацинта, что и блуза, поверх которой он был надет, падал волнистыми складками до пола. Широко открытый на груди, он был застегнут у ворота золотой пряжкой. Расшитый пояс со свисавшей сумкой усиливал впечатление от модного в последнее время покачивания бедрами.
