После того как прошли самое скверное минное
поле, мы могли идти на глубине 25 футов без особых
тревог. Очевидно, пришло время перезарядить батареи
, а заодно и проверить наш шнорк. Не было необходимости
подниматься на поверхность. Благодаря
шнорку мы могли теперь использовать дизель и под
водой, а уловить верхушку шнорка радаром очень
трудно. Мы двигались на глубине 10 футов, и я хотел удостовериться,
что близко нет ни кораблей, ни самолетов.
Поскольку иногда вместо радара использу-
[- 165 -]
ют наблюдателей, я приказал подняться до 7 футов,
то есть до глубины шнорка. Ничего не было видно, и
мы запустили оба двигателя, один для зарядки батарей
, другой для погружения. Сейчас мы делали 7 узлов.
Поток воздуха шел через шнорк, но давление
внутри подлодки значительно упало. Всасывание
двигателей было слишком велико, а инженер не выполнял
своей работы. На один момент шнорк поднялся
слишком высоко, в следующий он окунулся
ниже поверхности воды. Это было очень неудачно,
потому что, когда вода захлестывает шнорк, автоматически
закрывается воздуховод, и воздух для двигателя
всасывается из машинного отделения. Наконец
мы заставили шнорк работать лучше, но внутреннee
давление продолжало изменяться, видимо, клапан
шнорка заело, и он открывался только на короткие
интервалы. Болели уши: шум шнорка был ужасный.
Я потерял терпение и начал ругаться, несправедливо
обвиняя инженера, хотя тот впервые сталкивался с
этим шнорком. Но это не слишком помогло. Если бы
здесь случайно оказался самолет, вряд ли летчик перестал
бы бомбить и дал нам возможность потренироваться
со шнорком.
Так мы и шли, как огромный морской змей: то
поднимаясь, то снова опускаясь. Мы были на 15 футах,
и дизели уже всасывали воздух из машинного
отделения в течение минуты. К этому моменту глаза
выкатывались из орбит, а барабанные перепонки
почти лопнули. Все вместе просто невыносимо. На
этой глубине выхлопные газы не могут выходить из-за
слишком большого давления воды, поэтому газы
скапливались в машинном отделении: черные,
удушливые. Машинисты выскакивали из машинного
отделения ослепленные, слезы так и лились у них
из глаз. Некоторые надели спасательные аппараты,
[- 166 -]
но скоро от них отказались. Вся лодка почернела от
дыма, невозможно было ничего различить. Все двигались
ощупью, как в тумане.
- Всплытие!
Отдав приказ, я поднялся к люку, серьезно беспокоясь,
как бы кто-нибудь из команды не потерял
сознания раньше, чем мы сможем открыть продувочные
клапаны. Наконец сжатый воздух зашипел,
прошел в баки, и лодка быстро поднялась на поверхность.
По всем правилам, давление должно изменяться
очень медленно, но у людей была одна-единственная
мысль - добраться до свежего воздуха. Я и
сам чувствовал то же самое. Через мгновение мы выскочили
из люка на палубу. Все задыхались. У многих
болели уши, потому что мы поднялись слишком быстро.
Тем временем я и вахтенный офицер осматривали
горизонт. Нигде ничего не было видно. Мы снова
могли вздохнуть свободно. И впервые за все время,
поднявшись на мостик, я не закурил сигарету. Это о
многом говорило.
