Никто не знал, что будет с гардемаринами. Отправят
ли нас в Германию на курсы для офицеров
или пошлют куда-нибудь еще? Мы надеялись, что
нет. Мы чувствовали, что для нас сейчас самое подходящее
время занять какой-нибудь ответственный
пост. Одно было ясно: из всей команды только мы
не получили никакого отпуска. Честно говоря, после
второй операции это было немного слишком.
Вместо отпуска нас послали в дом отдыха для подводников.
Там все было прекрасно: и белый песчаный
пляж, и все, что угодно, для отдыха на любой
вкус. Но мы хотели увидеть свои семьи. Нам так
много надо было рассказать им, а что можно сказать
в письме? Тем временем наш корабль готовили к
следующей операции, и похоже, что мы на него вернемся.
После каждой операции все командиры подлодок
должны лично являться к командующему. При такой
системе все могли высказать свою точку зрения и
предложить возможные улучшения. Это помогало
командованию непосредственно связываться с боевыми
кораблями. Работая по принципу: опыт приобретается
в море, а не за столом, покрытым зеленым
[- 92 -]
сукном, - мы избежали множества ненужной переписки,
которая обычно задерживает дело: слишком
много посредников занимается писанием протоколов,
а затем комментированием их.
На этот раз командир вернулся от адмирала в
плохом настроении. Он доложил о красных огнях и
надеялся, ЧТО его выслушают. Но адмирал Дениц,
казалось, не придал им значения, а важность доклада
командира преуменьшил, отнеся все к его переутомлению.
Почему он так сделал, мы не понимали,
могли только предполагать, что на другом уровне все
выглядит иначе. Однако, как бы мы ни ворчали, мы
должны были подчиняться приказу и надеяться
только на то, что высшее командование имеет более
широкие взгляды.
Трижды ура! Гардемарины возвращаются в Германию
для дальнейшего обучения. И что еще важнее,
нам дали восемь дней отпуска перед следующим курсом.
Я приехал в Берлин, мама, увидев меня, заплакала
от радости. Мысль о моем пребывании на подлодке
беспокоила ее, но, думаю, в то же время она мной
гордилась.
Война на востоке шла в это время достаточно успешно.
За немногим исключением все, с кем я
встречался дома, были убеждены, что мы идем к
победе. Конечно, они и мели самые странные представления
о подводной войне. Но как могло быть
иначе?
Мы всегда добивались успеха ночью, всплывая
тогда, когда нас почти не видно', гораздо быстрее
и маневреннее, чем при погружении. Но если бы
противник сумел изобрести устройство, делающее
нас видимыми в темноте, наши возможности резко
сократились. Красный свет был началом судьбоносного
процесса для нас. Возможность с помо-
[- 93 -]
щью инфракрасных лучей видеть, объект в темноте
была реализована. Во всяком случае, наши потери
значительно возросли по сравнению с прошлым
годом.
