И выручил.
Беглец, обогнавший Ивана Варламовича на целых три пролета, растопырил руки, будто хотел нырнуть или взлететь, упал брюхом, заскользил вниз по ступенькам.
Мимо, чуть не сбив с ног, пронесся Николай Константинович. Справился, наконец, с заклинившим затвором. Обидно было юноше, что не он врага отечества свалил. Но Люпус свое местечко в истории все-таки застолбил: с разбегу, беспромашно, всадил в лежащего еще несколько пуль, а приблизившись, для верности впечатал еще одну, прямо в затылок.
Обернулся, торжествующе крикнул:
— Всё! Лысому капут!
Пыхтя и утирая пот, Иван Варламович подошел.
— А проверить не мешает. Гады — они живучие.
Взял тяжелое тело за плечи, перевернул на спину.
Было темно, до ближайшего фонаря шагов тридцать, а всё ж свету хватило, чтоб опознать покойника.
Лысый-то он был лысый, да не тот.
— Это же Людвиг Зонн, — пробормотал Люпус. — Ничего не понимаю… Откуда? Почему?
— Чего тут понимать? Обдурил нас немец. Переиграл.
Наверху, где остались автомобили, залился свисток — полиция. Надо было уносить ноги.
7 апреля, перед домом Волжанки
— …Пойду-ка я прогуляюсь, — молвил Иван Варламович. — Может, услышу что полезное.
Из автомобиля он вылез с другой стороны, чтоб из переулка не увидели. Прогулочной походочкой, этаким ленивым бюргером, двинулся по переулку, мимо беседующих мужчин. Только те уже прощались.
Джинн, не подав Теофельсу руки и даже не кивнув, зашагал в сторону дальнего перекрестка. Немец же скрылся в подъезде.
Пожилой горожанин еще немножко прошелся переулком. Потом, видно что-то вспомнив, повернул обратно. За углом его, оказывается, ждал автомобиль.
Дверь подъезда, до сего момента чуть приотворенная, тихонько закрылась.
Минуту спустя
— За нами следят, — сказал Зепп, пройдя в спальню. — Где мои носки? Ноги замерзли.
Волжанка подошла к окну, выглянула.
— Вы уверены? Никого нет.
— Мне второй раз встретился один и тот же субъект. Вчера кормил голубей. Сегодня терся рядом. Его ждала машина.
Он говорил отрывисто, потому что размышлял.
— Вы сможете жить с постоянно открытой форточкой?
— Могу, а что? — удивилась она.
— Вот и живите. Закроете только в одном случае: если вас возьмут в обработку. Я увижу и пойму.
8 апреля. Там же
Сивоусый барбос продолжал запугивать Антонину:
— … Мало того что обоих на месте положу, но и сынишка твой жить не будет. Люпус — мужчина обидчивый. Так что? Десять минут всего остается. Решай.
Она вся дрожала — и нисколько не прикидывалась.
