Горец отмахнулся, присел на корточках перед Антоном, спросил, все еще отрывисто дыша:
— Курить есть?
— Нет… Есть. — И сунулся в вещмешок, вспомнив о кисете.
— Есть, нет, как понимать! Если последнее, не надо.
— Есть, есть.
И вмиг придвинулись со всех сторон, рассчитывая на щедрость. Кисет пошел по рукам.
Неожиданно горец, вскочил, ногой загрохал в дверь, требуя вызова к начальству.
— Обед неси! Мы что тебе — бараны?
— Баранам тоже есть-пить надо, — подпустил со смешком парикмахер.
В дверях встал все тот же молодой белолицый старшина. Сказал, ни на кого не глядя:
— Не советую хулиганить. Не советую. — И пристально взглянул на горца.
Дверь со скрипом закрылась, лязгнул засов.
Горец, сжав кулаки, вернулся на прежнее место, глянул на Антона, приложил просяще два пальца к губам. Тот понял и кинул ему отощавший кисет.
* * *
В полдень щуплый часовой Кошкин принес в термосе кашу, и хотя каша, по всей видимости, была хороша, щедро сдобренная жареным, вкусно пахнущим салом, но в том, как он поставил его, молча повернувшись уходить, в спешке, с какой все набросились на еду, доставая кто ложку из-за голенища, кто крышку от котелка, было что-то до тошноты унизительное. Уже в дверях Кошкин объявил, что к вечеру всех отправят дальше в тыл. Горец обвел всех глазами, как бы спрашивая: «А что я говорил! О войне пока забудьте». И отставил предложенный парикмахером котелок, процедил Кошкину:
— Отказываюсь! Требую вызова к начальству! Моя фамилия Арсланбеков Шамиль. Разведчик сто пятого стрелкового.
Остальные, на мгновение помедлив, принялись за еду. Кошкин равнодушно пожал плечами.
Еще когда их привели, все были переписаны, документы взяты, у Антона с Борисом, их, естественно, не было, так же как и у разведчика, застрявшего в связи с отступлением в тылу врага.
К вечеру явился старшина и против ожидания вызвал не лейтенанта, а назвал фамилию Бориса. Тот, подхватившись, стал затягивать пояс, не попадая в дырку.
Время длилось томительно. Все молчали выжидающе, словно с вызовом Бориса что-то могло измениться и в их судьбе. Кто-то басовитый в дальнем углу высказался в том смысле, что их вообще-то слишком долго держат здесь. Он уж раз выходил вот так же — и часу не мурыжили, раз-два, в тыл на проверку, и кто чист, обратно на передок, а тут на тебе, сидим, крышу коптим. К чему бы это?
— Стало быть, ты вже дважды очищенный? — пошутил Богданыч. — Мал, да удал.
— А что, за первый раз еще и медаль получил.
— А дэ ж твоя медаль? — спросил Богданыч.
