— Я уже собиралась бежать за тобой. У нас беда, папу отвезли в больницу, я туда еду.
— Я с тобой!
— Нет, ты останешься дома. Если я задержусь, ложись вовремя спать.
— А что с папой? — спохватилась Лина.
— Сердце, — крикнула мама уже с лестницы.
В те дни многое переменилось. Раньше ей не разрешалось зажигать газовую плиту, она приходила из школы и ждала Владика. Теперь мама стала говорить: «Накорми Владика». Вечерами мама возвращалась поздно, про папу говорила односложно: «Пока не очень», — спрашивала про отметки, похоже, не вслушиваясь в ответ, не заставляла Лину надевать теплый платок, хотя погода испортилась.
Лина не могла бы сказать, как она узнала, что папа умер, зато много лет спустя поразила маму сохраненными в детском сознании подробностями похорон.
Папин главк располагался в массивном здании, облицованном блестящими каменными плитами, и внутри все было большим, тяжелым и торжественным: лестница с красной дорожкой и широкими деревянными перилами, длинные коридоры с рядом отливающих лаком дверей, украшенных завитушками металлических ручек. Гроб стоял в зале, «утопая в цветах и венках», как рассказывала потом тетя Таня, и почти все ряды были заполнены людьми, которые разговаривали шепотом, хотя играла громкая печальная музыка.
Мама была очень нарядная — в черном костюме. Лине особенно нравилось, что на узкой юбке был длинный разрез и при каждом шаге выглядывала мамина нога с ровной стрелкой шва на чулке. Лине она утром бросила: «Надень школьную форму». Лина понимала, что надо быть в черном, и решила отпороть кружевные манжеты и воротнички. Она хотела посмотреть на себя без привычного белого воротничка, но зеркало было завешано маминой вязаной шалью. Эту шаль она накидывала на даче по вечерам, отправляясь на прогулку, и Лина часто подлезала под нее, если дул ветер.
Когда ее подвели к гробу, она не узнала папу. Он редко снимал очки, и без них его лицо делалось чужим. И потом, он никогда не зачесывал волосы назад, да и нос не был таким тонким. А может быть, это не он вовсе? Но почему тогда это заметила только она? Лине стало страшно, она заплакала и никак не могла остановиться; уже платок был мокрый насквозь, она вытирала и вытирала слезы ладонью, а потом начала икать, у нее заболел живот, ее тошнило, а люди на сцене все говорили и говорили, и на смену одним появлялись другие с одинаковыми красными повязками на рукаве, как у дежурных в школе, только с черной полосой посередине.
