Осмотр окна изнутри и снаружи мало что дал. Косой дождь неплохо поработал, да и теперь продолжал неумолимо уничтожать следы, которых не могло не быть, но увы, уже практически не было. Кроме извлеченной из плеча Федоришина пули и заключения эксперта: окно было открыто изнутри. Следов и на раме, и на стекле было, до зубовного скрежета Скворцова, много: сразу после нападения, судя по сумбурному рассказу очумелого сержанта, кто-то из медперсонала, кажется, врач закрыл окно, подходили же к окну многие, как бы притянутые магнитом. Ищи-свищи! Безусловно, рука, помогающая преступникам, потянулась к окну в минуту, когда Маша спала. А если не спала? Если видела ту самую руку?
Не найдена была пуля заранее известного калибра: ведь Федоришин, и это было доказано и запротоколировано, успел выстрелить в преступника. Если же допустить, что Федоришин не промахнулся, следы ранения непременно обнаружатся. Нужно ждать утра. И, увы, невозможно дать команду о прекращении дождя.
Томиться в ожидании им не пришлось. В палате появился опер Кирильчук и высоким мальчишеским голосом пропел в лицо Иволгину:
— Товарищ майор, на выезде из города, что по Городокской, за мостом, обнаружена перевернутая машина «Жигули». Водителя, пострадавших не нашли, хотя в салоне кровь.
— Кто обнаружил? — Иволгин непроизвольно похлопал правой рукой по карманам утепленного плаща. «Позабыл майор, что вновь бросил курить», — мимоходом отметил Скворцов и застегнул собственную куртку. Отдав несколько лаконично жестких приказаний, в том числе — обзвонить больницы, Иволгин вместе со Скворцовым и еще двумя операми выехал на Городокское шоссе.
9
Наташа стояла у высокого окна.
Солнечный луч, будто гениальный художник, высветил ее легкий, безукоризненный профиль, и как бы споткнувшись об одежный шкаф, разломился бликами на туалетном столике, заставленном флаконами, баночками, коробочками.
Жукровскому чрезвычайно понравилась эта оптимистичная, полная света и покоя картина утра. Тревожное пробуждение, к которому он уже привык и которое считал теперь естественным, мгновенно сменилось блаженным расслаблением, а затем и благодарностью этой изящной веселой колдунье у окна.
— Открываю глаза и не верю самому себе, в комнате сразу два солнышка.
— Доброе утро! Вставай, втроем нам будет веселей.
— Боюсь нарушить чудную композицию! В таких случаях все реалисты, вроде меня, восклицают почему я не художник?!
— А любая земная женщина идет в таких вот случаях готовить завтрак.
