— Сворцов, зайди в палату, переговори с врачом, убедись собственными глазами, как там Маша. А я потолкую пока с сержантом.
Толковать оказалось непросто. Сержант стрессовал: заикался, потел, повторялся. Выяснить удалось следующее.
Вдвоем, приехав, подошли к палате. Медсестра как раз вышла оттуда. Потом Федоришин спросил: «Слышишь, стонет? Нет, скорее будто зовет кого. Кликни медсестру или врача, а я — в палату». Не успел сержант сделать трех шагов, как услышал вроде бы выстрел. Кинулся назад, вбежал в палату. Только и успел заметить тень на подоконнике, она мгновенно исчезла. Включил свет. Федоришин поддерживал окровавленную правую руку. Больная стонала. Прибежали врачи, раненого увели, а он, сержант, остался на посту. Да, это он попросил медсестру позвонить в райотдел.
— Я тебя правильно понял: нападающего ты не видел, описать не можешь.
— Да я и не мог его видеть! Я — в палату, пока огляделся, он вниз сиганул. Одна тень, темная, большая.
Ясно, что подобного стража нужно бы держать подальше от любого мало-мальски серьезного дела. Но попробуй на таком основании выставить его из органов!
Федоришин уже сидел на кушетке и выглядел вполне прилично, если бы не застиранная пижамная куртка да правая рука на перевязи. Этот описал события толково. Но какого черта палату в бельэтаже охраняют только у входной двери?!
Скворцов, закипая, все же сдержался, не выложил лечащему врачу того, что он о нем думает. Проявил, видите ли, заботу, перевел очнувшуюся Машу в другую палату, пожелав ей спокойной ночи. И напрочь забыл предупреждения Скворцова: информировать о малейших изменениях. Но причастность его к новому покушению на Машу, а что это было именно покушение, Валентин не сомневался, маловероятна. Некто из персонала причастен, безусловно. В палату входили врач, медсестра и няня. Сейчас не лето, чтобы оконную раму, да еще таких внушительных размеров, не взять на задвижки. Ладно, открыта была бы форточка. Но при всем том, что бандюга достаточно наследил на подоконнике с наружной стороны, нет ни малейших признаков того, что оконные запоры были взломаны.
Маша ни словом, ни малейшим движением не отозвалась на тихий умоляющий шепот Скворцова. Врач шипел на него и, наконец, попытался вытолкать из палаты. Вышли вместе. Крепко зажав левый локоть эскулапа, капитан с расстановкой, с нажимом сказал:
— Вы — безответственный человек. Надеюсь, не станете возражать. Охранять палату будут теперь и снаружи. Но, что бы вы ни предпринимали для спасения Назаренко, я обязываю вас незамедлительно сообщать о любом ее перемещении в этих стенах. В противном случае…
