— Ира я, Ирина Ивановна Шаповаленко.
— Рад нашему знакомству. До встречи, Ирина!
До полпятого никаких дел у Жукровского не было и, заскочив в пару магазинов и сделав соответствующие покупки для похода в больницу, а, главное, для удачного развития встречи с доверчивой толстухой, он отправился к тетке и завалился спать. Снилось ему море, теплое, яркое, ласковое, какой бывает только любящая женщина и только в начале любви. Проснулся за окном уныло хлюпал дождь. Вот уж некстати.
— Тетя Саня, а где бы мне цветы достать, может, у соседей еще цветет? Какие-нибудь хризантемы.
— Славик, деточка, да какие нынче цветы! И зачем они тебе, у нас не город, не в моде цветы носить. В палисадниках или там на окнах, погляди, в каждом доме имеются.
— Мне в районной больнице надо одну тяжело больную посетить, просили родственники проконсультировать.
— Вот и сходи, на то ты и врач видный. А с цветочками какой авторитет?
— Убедила, теть Саня. Перекушу и съезжу.
В больнице пришлось несколько задержаться, очень уж замедленная реакция была у обеих женщин — и больной, и здоровой. И слезу пустить обе оказались охотницы. Но в общем справился он как будто неплохо, произвел впечатление. Что незамедлительно, едва вышли из больницы, подтвердила Ирина. Вячеславу до сих пор нравилось это журчащее, гордое имя — Ирина, когда-то он был не на шутку, почти целый год, влюблен в Ирину, даже женился…
А Ира буквально пела:
— Ах, Ярослав Петрович, вы маг, гипнотизер, и я уж не знаю, еще кто! Анна Степановна, не помню уж, когда была такой разговорчивой! Вмиг повеселела, так в вас поверила. Я вам ужасно, ужасно благодарна!
— Не стоит, Ирина, я всего лишь врач. Но в настоящую минуту я — Слава, приглашающий милую Иру поужинать в ресторане.
— Ах! Но мне туда нельзя, увидят. Это же райцентр, все знают друг друга. Что же делать?
— У нас есть колеса! И мы поедем, мы помчимся туда, где вам будет спокойно, где мы выпьем шампанского, поговорим.
— Я просто не знаю, у меня без вина голова кружится.
— У хорошенькой молодой женщины должна постоянно слегка, только слегка кружиться голова. Едем!
— Да. То есть… Но это неблизко!
— Садитесь. Впереди — весь вечер! Посмотрите, даже дождь перестал, все пре-крас-но! Едем!
То, куда они приехали, назвать рестораном можно было с такой же натяжкой, как его, Жукровского, заклинателем змей. Но, черт побери, какая разница, если его переполняло пьянящее ощущение: собственная судьба — в собственных руках, он столь же легко повелевает ею, как этой славной простушкой, сидящей с ним за одним столом и уже с трудом отрывающей от него изумленные, благодарные, обожающие коровьи глаза. Хмель и волнение несомненно красили Ирину, как, впрочем, любую бесхитростную женщину, ее грубоватое, бесцветное лицо стало почти одухотворенным, сияло, излучало тепло и детскую радость. В общем, Жукровскому было уже почти приятно подчеркнуто ухаживать за ней: столь малые усилия столь щедро вознаграждались.
