Наконец он встал и поплелся в туалет. Там, над раковиной висело круглое зеркало. Оно, издеваясь, отразило мятую рыжую морду с заплывшими красными глазами и торчащими в разные стороны вихрами. По поводу своей непослушной шевелюры Седов не раз досадливо поговаривал: хоть бы облысеть скорее!
— О! — Паша издал этот простейший звук, потому что произносить слова казалось ему слишком тяжелой нагрузкой на мозг и органы речи. Вообще-то, звук выразил примерно следующее: «Ну, какие же мы сегодня хорошенькие китайчики!».
Полез под душ, подставил опухшую рожу свою под прохладные струи, фыкнул, похлопал себя по плечам. Нащупал на полке шампунь, подаренный доброй и брезгливой Ежевикой, вымыл голову. Вылез, обернул тощие чресла провонялым полотенцем и, подчиняясь ободряющему влиянию душа, протянул руку к бритвенному станку.
В этот самый решительный миг Павел ощутил как вернулась его давняя близкая подруга. Она плюхнулась тяжелой задницей ему на плечи и поймала протянутую к бритве руку за мокрое запястье. Близкую подругу звали Лень, еще ее можно было бы назвать Апатией, но это было бы слишком пышно.
— К черту бритье… — проворчал Пашка на упрек, посланный ему его собственным отражением. — Не жениться же собираюсь, а только опохмелиться.
С тем и направился в кухню. Там принялся искать бутылку. Стерва пропала куда-то, смылась, сама собой выпилась и выбросилась в мусорку. Вот же хрень! Неужели к ларьку придется тащиться? В таком-то китайском состоянии?!
Раздосадованный отсрочкой счастья Пашка тихо, но смачно выругался и потопал в комнату. По дороге он взял из ванной свои штаны и сбросил с бедер полотенце. А, войдя в комнату, только и смог процитировать самого себя: «О!», потому что на кресле сидела незнакомая девушка. Правду сказать, это была не совсем цитата, потому что на этот раз «О!» выражало: «Вот вам и с легким паром! Квартирой, что ли, ошибся?». Гостья, вызвавшая такую бурю эмоций хозяина, выглядела ничем не лучше Пашки — помятое личико и глаза-щелочки, но зато была одета. Пашка выпрыгнул из комнаты в коридор и заскакал на одной ноге, пытаясь натянуть штаны.
— Извините! — крикнул он по направлению к комнате. — Но как вы вошли?
— Я не вошла, я проснулась, — хрипловато возразила гостья. И только услышав звук ее голоса, Пашка припомнил все.
…Сидя на своем обычном месте возле барной стойки, Павел чувствовал себя в своей тарелке. Сегодня был вторник и он был здесь, потому что именно во вторник посетителей в «Бригантине» набегало меньше обычного. Вторник и четверг — дни, когда Паша напивался в «Бригантине». В остальные вечера он напивался на своей кухне. Посещения замызганной забегаловки, в которую превратилась «Бригантина» при нынешнем владельце, считались выходом в люди. Надо было иногда рассеивать тошнотворное ощущение, что в мире ты остался совсем один. Нет, не один! Ходят еще тараканы после ядерной войны.
