Продать компанию было невозможно, разве что по бросовой цене, а этого Дэвид допустить не мог. Он не мог позволить, чтобы за бесценок ушло то, что создавали многие поколения его семьи. Дэвид насторожился бы, если б узнал, что именно такие рассуждения когда-то подтолкнули к действию его отца.
Выписавшись из больницы, Уильям серьезно занялся здоровьем при помощи курса физиотерапии, и его решительность удивила сына. Только спустя несколько месяцев Дэвид понял, что удар был не столь значительным. Он даже начал подозревать, что его вызвали из Италии под ложным предлогом. Но к этому времени отец уже мог праздновать победу. Дэвид попался; он все бросил и прочно встал у руля семейного предприятия.
Поскольку ни отец, ни сын не собирались жить под одной крышей, амбар, расположенный на территории поместья, был приспособлен под жилье для Уильяма; там же была комната для медсестры. Заводы компании размешались в полях позади Уэсторп-Холла, укрывшегося за рощей, посаженной еще прадедом Дэвида.
Через полгода Уильям был вновь на ногах и стал совать нос в конторы компании, выясняя, почему закрывается консервная линия и запускается линия по обработке свежих овощей.
— Консервное производство всегда приносило доход, — ворчал он, угрожающе размахивая прогулочной тростью.
Убытки от консервного завода составляли не менее четверти миллиона фунтов в год, но Стога-старший и слышать не хотел об этом. Его методы хозяйствования превосходны, настаивал он, даже то, что бухгалтерские книги пишутся «от руки», а учет товарных запасов ведется где-нибудь на обороте конверта. Когда Дэвид поставил компьютеры и нанял квалифицированного бухгалтера, Уильям заявил, что компания в скором времени «загнется».
Но через два года вынужденного руководства Дэвиду удалось увеличить объемы сбыта и доходы более чем вдвое. Однако Уильям по-прежнему отпускал язвительные замечания.
— Неужели ты не в состоянии проследить даже за садовниками? — спрашивал он, глядя на цветочные клумбы перед офисом компании.
А когда Дэвид решил жениться, его выбор долго служил мишенью для колкостей отца по поводу неравного брака.
Дэвид помнил, что видел Элен на танцах в Эли, еще когда был подростком. В шестнадцать она привлекала смуглой знойной красотой, пышной соблазнительной фигурой, в то время как ее одноклассницы оставались плоскогрудыми и узкобедрыми. На юного Дэвида она не обращала никакого внимания, но когда он вернулся из Италии и они встретились вновь, Элен которой было уже двадцать шесть, проявила к нему гораздо больший интерес.
