Исповедь сорокалетней женщины | страница 46
-Здравствуйте, Анастасия, - робко поздоровалась моя подруга.
Женщина молча кивнула и отступила внутрь дома, пропуская Маринку. Когда же я занесла ногу над порогом, чтобы перешагнуть его, дверь с шумом захлопнулась перед самым моим носом, заставив вздрогнуть.
Такое обращение показалось мне возмутительным и я, толкнув дверь, вошла в дом следом за Воскобойниковой. Я увидела, как Маринка идёт в комнату за хозяйкой и оглядывается с опаской.
Я пошла за ними и когда Анастасия села за стол, а Маринка примостилась на краешек дивана, села рядом с подругой и смело посмотрела на хозяйку. Хозяйка молчала и переводила взгляд с Воскобойниковой, на меня и обратно.
-Анастасия, я хотела вас попросить ничего больше не делать по отношению к моему мужу, - голос Маринки звучал всё также робко.
Ворожея молчала. Это молчание ещё сильнее подавляло Воскобойникову, и я была вынуждена толкнуть её локтем, чтобы заставить говорить.
Маринка от моего толчка приободрилась и заговорила более уверенно:
-Денег назад я, конечно, не прошу, но и делать больше ничего не нужно. Вот!
Теперь Анастасия не смотрела на Маринку. Она смотрела на меня, и создавалось ощущение, будто из её глаз в мою сторону устремляются потоки негативной энергии, словно змеи, которые хотят опутать, ужалить. Я, честно говоря, испугалась и начала молиться, читая Псалом девяностый.
Она смотрела, а я читала. Она смотрела, а я читала. Сначала взгляд Анастасии из злого превратился в удивлённый, а потом злость во взгляде усилилась, хлынув ещё большим потоком.
Колдунья заёрзала на стуле, её руки суетливо забегали по скатерти.
Наконец она заговорила, но при этом всё также смотрела на меня, а не на Маринку:
-Я не могу остановить то, что уже запущено.
-Как? Почему?! – спросила Воскобойникова, и мне показалось, что она побледнела при этом.
-Ниточка вокруг вашего мужа уже затянута.
-Какая ниточка?
-Отворотная.
-Ничего не понимаю. Катя!
На лице Анастасии читались чувства, которые я не могла понять. То казалось, будто она стесняется, то боится, то злится, то огорчается. Разные маски сменяли друг друга, вызывая у меня недоумение.
-Катя! – опять позвала Воскобойникова.
Я повернулась к Маринке, продолжая про себя повторять слова молитвы.
Чтобы ответить подруге, нужно было перестать молиться, и как только я перестала, почувствовала сильное беспокойство, а колдунья наоборот прекратила меняться и успокоилась.
-Я ничего не понимаю в колдовстве, - сказала я, - знаю только, что это очень плохо. Это большой грех!