Тревожный берег | страница 47



. И не помнит стрелок-радист о том, что где-то внизу, на черном материке, глазеет на небо и думает о нем его сверстник, часовой Филипп Бакланов. Может, в эту минуту радист выключает джаз и настраивается на рабочую волну…

Бакланов тоже перестает глазеть на звезды. Трет занывшую шею и смотрит на часы: скорей бы смена…

11

В динамиках что-то треснуло, кто-то прокашлялся и высоким голосом стал считывать местонахождение целей:

— Вторая — тридцать пять. Сто восемьдесят пять. Пятая — семьдесят два. Пятьдесят.

Это работает Славиков. Ему еще в прошлый раз сержант говорил, что нельзя откашливаться в эфир, но Николай, видно, забыл об этом разговоре и снова «прочистил» голос. Из-за шторки вышел Рогачев:

— Ух!.. Чекануться можно.

Это означало, что можно сойти с ума от такой работы. Да, работа сегодня тяжелая. В воздухе сплошная карусель. Скоро большие учения, и летчики спешат отработать вероятные маршруты. У операторов от шумов устает голова.

Славиков работает недолго. Начинает сбиваться. И самое неприятное — теряет близкую цель. Снова нашел, и… голос снова дрогнул. Нет, не потерял. Выдал, но неуверенно. В чем дело? Русов сидит рядом. Оказывается, и ту цель, о которой было столько шуму на прошлых полетах, потерял он, Славиков. И тоже близкую. Русов вслушивается в данные, следит за работой оператора. Да, так и есть. Дальние цели Славиков выдает уверенно, быстро. А ближние, низколетящие, — труднее. Порою совсем неуверенно.

В центре экран забит местниками. Густо забит, но рисунок, характер этих местников почти постоянный. Разве только при переключении на другой режим работы, когда луч локатора прижимается к земле, местники становятся ярче, крупнее. А знает ли Славиков эти местники? Знает ли он так называемую «розу местных предметов»? Нужно срочно выяснить.

Приходит Кириленко. Спрашивает Рогачева, почему тот не идет отдыхать, он ведь отработал свое.

— Сейчас, — отвечает ефрейтор. Он дремлет, сидя на раскладном сиденье. Ему просто лень вставать.

Русов производит замену. Напоминает Кириленко, чтобы тот был внимательнее и не путал русскую речь с украинской.

Славиков выходит из-за шторки, щурится. Русов протягивает ему лист чистой бумаги и карандаш.

— А ну-ка, нарисуйте «розу местных предметов».

Славиков, не понимая, смотрит на протянутый лист и карандаш. Наконец до него доходят слова сержанта. Он приглаживает волосы.

— А, «розу»! Извольте, товарищ сержант. Впрочем, точность не гарантирую…

«Точность не гарантирую…» Неужели и Славикову, как недавно Далакишвили, надо все объяснять с азов, все с самого начала?