Он копал яму голыми руками. Конечно, до сарая, где лежала лопата, было рукой подать, но он не хотел оставлять Галину. Земля в огороде была мягкая и холодная, а он, срывая ногти, выбрасывал ее из образовавшейся уже выемки. Когда все было закончено, он опустил туда тело, которое было закоченевшим, как кусок дерева, и стал засыпать его землей. Когда он утрамбовал получившийся холмик, вороны, сидящие на земле, с хлопаньем и карканьем поднялись в воздух, будто образовав вихрь из своих тел.
Этот вихрь постепенно стал трансформироваться во что-то более определенное. Вот из толчеи появились два столба, опустившихся на землю, Иван понял, что это ноги. Затем из круговерти вороньих тел выросла одна рука, потом другая. А через несколько минут, над Иваном возвышался человек, состоящий из тысяч птиц. Все они шевелились в его туловище, как живые клетки в организме. В лунном свете этот великан показался Ивану ожившим богом. Он стоял во весь рост и труба Иванова дома едва доставала ему до пояса. К нему слетались все новые и новые птицы, окружая полупрозрачным ореолом. Исполин наклонил к стоящему в огороде человеку свою голову и указал рукой на высокую березу, росшую возле тропинки на склоне холма, на котором стоял дом.
Иван как загипнотизированный кивнул и побрел в сторону дерева, бормоча себе под нос слова забытой колыбельной собственного сочинения:
— Вот ворона к нам идет, песню доченьке поет. Кар-кар-кар. Кар-кар-кар.
Он подошел к березе и, обхватив руками и ногами ствол, стал карабкаться вверх. Через мгновение он вцепился в нижнюю толстую ветку, повиснув на ней. Подтянувшись, он стал карабкаться дальше.
— Посмотри на звездопад, там, где звездочки висят…
Ветки березы были гибкими и натужно стонали под весом его тела, но возле самого ствола они были жесткими и твердыми и он карабкался по ним, как по лестнице.
— Вот ворона подойдет, тебя в небо заберет. Кар-кар-кар. Кар-кар-кар.
Он забрался уже достаточно высоко и изрядно устал. Его рубашка пропиталась потом, руки тряслись, а осколок, сидящий в ноге в опасной близости от артерии, пульсировал жгущей болью.
— Только долго не летай, поскорее засыпай…
Он забрался уже достаточно высоко, до того места, где ствол березы теряет свою прочность и становится упругим, сгибаясь под порывами ветра. Иван встал на сук, который опасно прогнулся под его ногами, и схватился руками за ствол дерева. Подняв голову, он увидел сквозь листву и сплетение веток яркий диск изменившейся вороньей луны. Теперь это было уже не лицо, это был глаз. Такой же безумный, мертвый и больной, как и все, что отражалось в его холодном взоре. Это был глаз мертвеца, высохший и сморщенный, с копошащимся внутри червем-паразитом. Этот червь извивался в глазной жидкости и радовался подвернувшемуся пиру.
