Чудо или научная загадка? | страница 31
Разве стал бы художник или некто, наносящий подобный узор на плащаницу, столь безрассудно подчеркивать следы крови от лежащего, но не от распятого в вертикальном положении тела? Нет, конечно. Он бы показал, как это и сделано на всех изображениях распятого или снятого с креста Иисуса, что кровь стекает вниз — и с ладоней, и со ступней, и из рваной раны на правом боку, и с порезов на лбу и на затылке.
Но ведь так или иначе должны же были сохраниться кровавые пятна от того времени, когда тело находилось вертикально на кресте? Да, безусловно. Одно из двух, либо они не отпечатались почему-то на ткани, либо, что более вероятно, они были стерты в тот момент, когда тело омыли перед положением в гроб.
А есть ли в евангелиях указания об омовении тела? В первых трех евангелиях об этом ничего не сказано. Даже есть указание на то, что присутствовавшие при казни женщины собирались после субботы совершить этот обряд, для чего приобрели ароматические масла. В таком случае логично предположить, что Матфей, Марк и Лука пересказали устные свидетельства этих женщин, которые присутствовали при казни Иисуса. Не для них ли померк свет на все три часа его пребывания на кресте? Они оплакивали его смерть и, как говорится, света божьего не видели.
А вот евангелист Иоанн ничего не говорит о тьме на всем свете. Возможно, он тоже наблюдал за казнью, стоя в отдалении (ученики Христа, по свидетельству евангелистов, остерегались выдать себя из-за угрозы жестокого наказания). Он достаточно ясно видел все происходящее, о чем и поведал в своем рассказе. Именно его свидетельство выглядит наиболее реалистично. В нем отсутствуют какие-либо чудесные детали.
Повторим, что Иоанн не был обделен ни силой фантазии, ни религиозным фанатизмом. Судя по всему, он стал записывать или диктовать свои воспоминания уже после того, как первые три евангелия оформились в более или менее законченном виде. Он привнес в повествование свое понимание происшедшего, свои идеи и мнения, сочтя необходимым наиболее точно воссоздать увиденное и пережитое, чему он сам был свидетелем. Тут он стремился не отступать от правды (впрочем, и его мистические видения тоже были правдой, но субъективной — правдой переживания, озарения).
Изложение Иоанна отличается предельным натурализмом. Трудно представить себе, как мог быть настолько ясен и трезв рассудком верный ученик Иисуса, почитавший его как бога, высшее существо, и в то же время спокойно, подробно припоминавший все обстоятельства его гибели как самого обыкновенного смертного человека — страдающего, не ведающего о своем скором воскрешении.
