Он едва не сошел с ума. Наверное, даже немножко сошел. Через некоторое время он сделал великое открытие, которое спасло человечество. Но его самого уже никто не мог спасти.
Много лет прошло, и обо всем узнал его последний приятель — с ним ученый не успел поссориться, потому что приятель много лет работал на одном из спутников Урана. Приятель знался с нечистой силой. Он вызвал джинна, и тот сказал: «Хорошо, начнем сызнова». И все вернул. Земля перескочила на другую мировую линию. Вон, кстати, джинновы расчеты у меня на столе. Женщина в последнюю встречу сказала про ребенка, и с этого момента началось расхождение. Но джинн сказал: «Энергетика процесса такова, что создаваемый мир будет первые годы неустойчив. Достаточно маленького изменения в сторону мира А, как все лопнет, соскользнет обратно в двенадцатое августа мира А, к моменту перескока. И тогда твой ученый проснется у себя дома лысый, великий и одинокий».
Женькино лицо отливало синевой, и под ногтями исступленно вцепившихся в подлокотники пальцев была синева. Стеклянными глазами он смотрел на меня. Сочились минуты.
— Мне можно посмотреть? — надломленным голосом спросил он.
— Можешь взять с собой, — ответил я.
* * *
…Не зажигая света в кабине, я круто вздыбил оптер в ночное ненастное небо. Ветер ударил в борт, машина накренилась, я потянул акселератор до упора. Двигатель взвыл. Оптер, качаясь в ветре, прыгнул вперед, вдавив меня в сиденье. Из тьмы впереди вдруг стало проявляться плоское туманное море огней, страшно далекое, страшно далекое… Мюнхен. Я положил машину на крыло. Куда я летел? Мне хотелось разбиться. Как она.
Из кармана загудел радиофон. Я не отвечал. Загудел опять. Я не отвечал. Загудел опять. Я выхватил его и хотел швырнуть в темную дождливую бездну. Загудел опять. Я дал контакт.
На экранчике появилось незнакомое лицо.
— Доктор Гюнтер. Я рад, что вы не спите. Добрый вечер.
— Добрый вечер.
— Мне хотелось бы побеседовать с вами.
— Я вас слушаю.
— Не уделите ли вы мне два-три часа? В случае вашего согласия я пригласил бы вас к себе.
— А с кем, собственно, имею честь?
— Простите мою бестактность. Николай Чарышев.
Я на секунду зажмурился. Председатель Экологической комиссии ООН… Так.
— Очень рад, — сказал я, открывая глаза.
* * *
…Странное место. Второй раз я ступил на древнюю брусчатку под древними, такими удивительно неевропейскими башнями — и второй раз стиснулось горло от сухого, отрешенного стука под каблуками. И второй раз нестерпимо захотелось стать лучше себя. Колдовское место.
