Убить Юлю | страница 20
— В театр?! — не поверил своим ушам Мартынко. — Ты что, Серый, смеешься? Там же все — сплошная фикция!..
Все эти ненужные мысли и воспоминания появились в мозгу Мартынко до одной единственной, но очень важной причине. Завтра была его очередь звонить Президенту. И вот тут без эмоциональной составляющей было не обойтись. Именно на нее делалась ставка, именно она была рычагом воздействия. И непременно нужно было сочинить что-нибудь правдоподобное и ранящее. А заниматься лирикой до крика не хотелось. Хотелось просто стоять у огромной — во всю стену — экономической карты Украины, мысленно вычерчивая головокружительные в своей изящности финансовые схемы (которые стали возможными именно сейчас, после того как население так удачно поигралось в апельсиновый бунт), и получать ни с чем не сравнимое удовольствие, доступное лишь избранным. То есть таким, как он...
Полошенко
Полошенко ехал к Сам Самычу. Если, конечно, это бесконечное дерганье в толпе машин можно было назвать ездой. С того дня, как Президент отменил перекрытия улиц для проездов «урядовцев» (а для себя-то, один хер, оставил, демократ!), езда по городу превратилась в пытку. Блестящий, как рояль, «Мерс» то и дело упирался не только в шустрые «Ланосы» и «Хонды», но и в перекошенные бампера каких-то совершенно диких, совковых еще «Жигулей» — дребезжащих, бесстрашных в своей ржавой убитости, с дурацкими наклейками типа «танки грязи не боятся» или «какая жизнь — такая и машина»...
Впрочем, злился Петр Алексеевич скорее по привычке. Вернее, даже убеждал себя, что злится. На самом деле ему было даже интересно смотреть на картинки жизни — серой, убогой и суетной, такой инопланетно далекой от его собственной и даже сейчас отделенной от него толстым пуленепробиваемым стеклом...
Особенно странно было видеть людей, активно раскупающих прессу. Не успев отойти от аккуратного стеклянного киоска, они на ходу начинали листать купленные «Зеркала недели», «Факты», «Корреспонденты», прочую бумажную шелуху, жадно выискивая глазами новые сообщения о победном шествии справедливости...
«Конченые... — в который раз убедился Петя. — По определению... Как же можно не понимать, что все эти глянцевые игрушки — лишь гениальный громоотвод, фокус-покус для таких, как вы, наивных дебилов в китайских джинсах и дешевых серых костюмах?! А решают, как вам жить, десяток человек, не здесь и не сейчас, а на уютных, хоть и нервных порой, посиделках, где все понимают друг друга с полуслова и живут не фантомными «надіями», а конкретными, как боевые донесения, фактами и такими же конкретными цифрами дележа...»